Будущее, особенно в том, что касалось судьбы земель Тэлброка, казалось туманным. Симон хотя и сказал Аделине, что было бы ошибкой зачать ребенка этой зимой, готов был изменить свое мнение. Рано или поздно у него должен появиться наследник — так не все ли равно, когда он будет зачат, этой ночью или позднее.
Мысль о том, что уже нынешней ночью он будет спать с женой, горячила кровь. Сегодня не будет ни долгого пира, ни крепкого вина. Они останутся одни в замке, и никто их не побеспокоит.
Увы, приятное ожидание омрачалось неопределенностью его дальнейшей судьбы. Если Аделина забеременеет, все серьезно осложнится. Симон чувствовал и видел, что у его жены достаточно мужества, чтобы защитить ребенка или спрятать его в случае необходимости на годы. Однако за молодой женой Симона уже наблюдал по крайней мере один шпион Лонгчемпа. И лучник Люк мог быть не единственным наемником канцлера в гарнизоне.
Как только выпадет снег, Аделина может считать себя в безопасности от врагов Лонгчемпа на несколько долгих месяцев. Беда может прийти по весне. Беременной вдове не так-то легко бежать из крепости по крутым горным тропам. Благоразумный мужчина не дал бы жене забеременеть до весны. Благоразумный не женился бы на дочери Кардока, дабы терзаться еженощно от искушения.
Симон взглянул на жену и обнаружил, что она задумчиво смотрит на него. Думала ли она о тех же опасностях, чувствовала ли то же, что чувствовал он — жаркий ток крови? В этот момент решение пришло к Симону само. Он спросит у дочери Кардока, чего она хочет от долгой зимы, что в праздности должны провести они вдвоем в старом замке. Пусть она решит за него.
Симон хотел было уже задать мучивший его вопрос, но передумал. Они уже достигли подножия крепостного вала и вскоре окажутся среди солдат гарнизона. Потом, позже, когда костер запылает в древнем замке, за запертой дверью, он спросит Аделину.
Крепость выглядела лучше, чем могла бы выглядеть в надвигавшихся сумерках, освещенная последними лучами заходящего солнца. Сейчас, в красноватом свете заката, разница в цвете старых бревен и новой, наспех сооруженной обшивки была незаметна. Дерево приобрело цвет благородного янтаря.
У ворот крепости диковинными цветами расцвели факелы, от котлов вился ароматный дымок.
Симон спешился и стащил тяжелые рукавицы. Он обнял Аделину за тонкую талию и перенес через подернутую тонкой корочкой льда грязную лужу на чистое пространство. Гарольд стоял у очага, подбрасывал хворост в огонь.
