Симон приказал себе умерить гнев. Как мог он винить этих людей за похоронное настроение, если дочь их вождя выходила замуж за изгоя, за того, кто убил священника.
Симон протянул руку Аделине и вместе с ней вошел в церковь. На верхней ступени они оглянулись и обвели взглядом толпу. Кардок кивнул священнику, и церемония началась. К счастью, старина Катберт решил говорить только по-латыни и не стал повторять клятвы ни на французском, ни на валлийском. Лишь интонацией он давал понять Аделине и Симону, когда следует произносить положенные слова, и они, запинаясь, говорили то, что от них требовалось.
— Я буду чтить тебя как мою жену, — от себя добавил Симон, — то, что началось с раздора, принесет мир нам всем, Аделина.
Голос Аделины дрожал, когда она ответила:
— Я буду чтить тебя как моего мужа — да пребудет мир с нами обоими.
В этот момент налетел ветер и обдал холодом ладонь Симона. Ветер налетел как раз тогда, когда он, сняв перчатку с крагами, взял маленькую руку Аделины в свою. Вместе они склонили головы, слушая дежурные слова благословения, вместе и вышли из часовни.
Свадебной мессы сегодня не ожидалось. Кардок сказал, что не хочет загонять Катберта до смерти. Хватит с него и так переживаний. Чего стоило принять покаяние у Симона Отцеубийцы и обвенчать его с Аделиной. Кардок с улыбкой протянул дрожащему от холода священнику флягу, затем обернулся к дочери и пожелал ей благополучия в браке. Наконец настала очередь Симона.
— Помни, Тэлброк, теперь между нами мир. Я поклялся положить конец набегам. Ты поклянешься положить конец своим вторжениям тоже? Теперь я буду спать спокойно, зная, что моя дочь замужем за нормандцем. Ты поклянешься оставить в покое моих людей и не будить их среди ночи?
Старый лис правильно выбрал время и место, чтобы потребовать снисходительности от начальника гарнизона. Как мог Симон пропустить мимо ушей этот призыв к миру, стоя с молодой женой у церковных стен, где только что прозвучали слова его клятвы хранить ей верность до гробовой доски?
Он почувствовал, как пальцы Аделины в его руке напряглись и одеревенели. Он снял с плеч плащ и укрыл им плечи Аделины, защищая ее от усиливавшегося ветра.
— Я поклянусь, что никогда не стану поднимать тебя с постели, чтобы убедиться в том, что ты дома, а не разбойничаешь в округе. Я достаточно доверяю тебе, Кардок, чтобы пообещать это. Но я не стану клясться в том, что никогда не войду к тебе как непрошеный гость. Ты знаешь, что такую клятву однажды я не смогу сдержать. Мы не знаем, что готовит нам будущее. Я сам это понял несколько месяцев назад в Ходмершеме.
