который этот сортир ему фресками расписывает. Или Микеланджело. Ну, с Микеланджело и Леонардо я, может, и загнул, но, скажем, платить за (одну плитку как за капитальный евроремонт – это, согласись, или глупо, или подозрительно. – Не, это без базара, – согласился Колян. – Аза что тебе отвалили такие «бабки», к тому же только аванс? Местные – вряд ли, значит, какой-то московский хлыщ? – Вот именно. Московский. К тому же из спецслужб. По крайней мере, он сам так утверждает. А сделать мне нужно вот что: найти по двум письмам, адресованным твоему тезке, Николаю Малахову, некую Лену. Она была его подругой. Этому типу из столицы втемяшилось, что я смогу найти эту Лену… – Так ты одну уже нашел! – хитро сказал Колян. – Ну, знаешь ли. Той едва девятнадцать исполнилось, а автору письма – двадцать пять. К тому |же та Елена – левша, а м-м-м… моя Лена – она правша. Да и вообще, что их сопоставлять, глупости какие! В общем, пришли мы в гостиницу к этому Ярославу Алексеевичу… И Афанасьев изложил суть дела, в которое волей-неволей втянул их загадочный столичный гость. Колян слушал внимательно, изредка вставляя короткие отрывистые реплики. Когда Женя закончил, Колян выставил вперед нижнюю челюсть, что, верно, должно было обозначать мыслительные потуги, и заявил:
– Н-да. Мутное дело. На моей памяти было однажды, когда журналист получал десять тысяч долларов за работу. Вру! Два случая. Один даже пятнадцать получил за разовое дельце. Пятнадцать тысяч «бакинских», бакс к баксу. Только, Женька, понимаешь, тут такая штука. Этот тип заработал свои деньги за заказной материал на одного члена Госдумы. Члена вскоре законопатили, а журналюгу нашли спустя полгода на дне Москвы-реки. Вот такая петрушка!.. Большие деньги – это всегда риск, это ты уж мне поверь! Никто ничего не платит просто так! «Бабки» руки не жгут?
– Жгут, – признался Афанасьев. – И еще, Колян… Тут еще одно дельце похлеще будет.
«Про меня, что ли? – поинтересовался бес Сребреник. – Ну-ну, заливайте, Евгений Владимирович. Посмотрю я, как Колян Лексеич отреагирует. Ух ты!.. Смехотура!..»
– Про тебя, про тебя, – машинально шепнул бесу Афанасьев.
Колян воззрился на друга в упор:
– Про меня?
– Да не про тебя, Колян. Тут такое дело. В общем, я слышу голос со стороны, который утверждает, что он бес по имени Сребреник. Ты только не… В общем, он на самом деле существует, это не белая горячка и не паранойя, как ты можешь подумать.
Колян серьезно посмотрел на Афанасьева, а потом без разговоров налил тому стакан водки и почти пропихнул в Женину пятерню. Афанасьев выпил, поперхнувшись на последнем глотке, и, торопясь и судорожно сжимая-разжимая пальцы левой руки, отправил в рот один за другим три куска ветчины.
