Даже на круглом, до тех пор неподвижном лице мадам Берты появилось выражение удивления, сменившегося озабоченностью. Неопределенные опасения, томившие ее в последние дни, внезапно приобрели конкретные очертания. Не может быть ничего хорошего в том, что нормальный, здоровый и страстный мужчина, Филипп Вернон, каждый день лицезрит такое очаровательное создание.
Готовность, с которой Фелина сняла передник, прикрывавший легкое голубое платье из тафты, тоже заставляла задуматься.
Мадам Берта охотно запретила бы ей следовать за Филиппом, но это помешало бы видимости супружества. Она боялась за Фелину. Несмотря на свою недоверчивость и сдержанность, девушка была слишком неопытна для того, чтобы противостоять той силе притяжения, которой, наверняка, сможет воздействовать на нее маркиз.
Подлинную Мов Вернон, лежавшую теперь в гробу, мадам Берта удержала бы нахмурившись, сделав жест рукой или произнеся якобы случайное слово. Фелина же подобные намеки не замечала. То ли умышленно, то ли по невниманию. Девушка слушалась ее только тогда, когда сама того хотела. Уважение, которое она оказывала экономке, ничего не меняло. Она делала лишь то, что сама считала нужным.
– На прогулку? – повторила она сейчас. В ее низком голосе послышалось возбуждение. Со дня своего приезда ей не приходилось покидать замок. – Как здорово, я готова!
Филипп подавил улыбку, вызванную такой радостью.
– Так как мадам Берта пожелает, чтобы вы надели накидку и покрыли голову, жду вас у портала, дорогая!
Украшенная перьями шляпка с широкой лентой, с одной стороны приподнятая над пучком золотистых волос, дополнялась голубой накидкой, небрежно наброшенной на узкие плечи. Она спустилась навстречу Филиппу по ступенькам, едва он отдал приказ подать открытую коляску. Элегантная дама до кончиков ногтей.
– Вы не только прекрасны, но еще и на редкость точны, – приветствовал он ее, не скрывая удовлетворения.
Фелина приняла комплимент как должное. Поскольку она не могла оценить собственную внешность, ей казалось, что похвала относилась исключительно к действительно эффектной одежде, а не к ней самой.
Для окружающих маркиз, наверное, и должен так с ней говорить. Но должен ли он выезжать с ней из замка? Что означало его повышенное внимание, которым он окружил ее в последние дни?
Она не могла дать себе точного ответа, и когда легкая коляска, запряженная четверкой гнедых лошадей, которыми правил сам маркиз, въехала в тенистую аллею, спросила:
