С тех пор, стоило правоохранительным органам проявить интерес к деятельности «Сухаря», он гордо поднимал знамя этой истории. И враг бежал…
Но вот опять активизировался Ковальчук. Да еще журналист этот, Паганель местного разлива, который у Ковальчука на побегушках. На прошлой пресс-конференции вон как очками поблескивал. Самые противные вопросы из его угла и звучали.
А факты ему наверняка дружок-оперок сливает.
А что, если журналиста того к себе пригласить, кино устроить?.. «Занятное кино может получиться», — оживился Сухарев, ослабляя ремень на туго сидящих брюках.
— Вероника! — позвал он секретаршу. — Пригласи на завтрашнее мероприятие этого господина. — Сухарев протянул девушке визитку с координатами Модестова. — Вот мы этим щелкоперам перышки пообломаем, — бизнесмен был доволен получившимся каламбуром.
— Самуилыч, ты мне все рассказал? — Ковальчук проявил свойственную ему подозрительность, стоило мне сообщить о приглашении Сухарева. — Можешь считать меня параноиком, но мне эта история не нравится.
— Чего ты, все складывается очень даже любопытно, — ответил я Ковальчуку.
Я совершенно искренне недоумевал, что именно так беспокоит приятеля. У милицейского начальства, между прочим, тоже бывают приступы откровенности с прессой, и тоже — с ограниченным контингентом, так сказать, с проверенными людьми. Им очень грамотно сливается ну просто сенсационная информация. Очевидно, у Сухарева тоже накопилось нечто такое, что неплохо было бы «честно и откровенно» предать гласности. И в знак особенного расположения к некоторым журналистам — в том числе из лагеря явных оппонентов — именно им и подбросить матерьяльчик. Дескать, нет у меня от честных людей секретов, как бы вы плохо ко мне ни относились.
— Ладно, только обозначь мне свое присутствие на местности, — сказал Ковальчук.
«Если не раскручу Сухарева, век славы не видать», — решил я, возвращаясь домой вдоль Фонтанки.
Вообще говоря, кроме двух голодных животных — кошки Ксюши и кота Миши, — дома меня никто не ждал. Любимая девушка, которую пару лет назад привлек мой трогательный (так она говорила) вид и доставшаяся мне по наследству от тетушки, уехавшей в Бразилию, квартира на Колокольной улице, с полгода назад ушла. Наверное, мой вид перестал ее трогать. А квартира требовала серьезных капитальных вложений. Плюс ко всему я решительно не понимал, зачем люди женятся, а потому жениться не хотел. Лиля терпела, потом делала вид, что терпит, потом собрала вещи. Впрочем, она была так искренна во всех своих порывах, что я ее ничуть не осуждаю. Зато у меня появились Ксюша с Мишей — всегда благодарные слушатели. Правда, однажды Ксюша выпрыгнула из окна пятого этажа, и я целый день мучился — может, Лиля в своих упреках была права? Но Ксения вернулась в тот же вечер…
