Но бедному Алику даже пива попить не дали. Едва он вошел в клуб, как к нему подошли два амбала и попросили пройти к руководству клуба. Заборин не сопротивлялся — все равно бесполезно.
Оказавшись перед Карпенками, Заборин на свою беду начал хорохориться. Тогда братья приказали своим мордоворотам оттащить его куда-нибудь, где никто не услышит, и поработать над ним. Охранники приказание исполнили, увели Заборина в небольшой спортзал, скрывавшийся, как выяснилось, в глубинах «Лаки чена», и минут сорок отрабатывали на нем приемы восточных единоборств, используя Алика в качестве говорящей макивары.
До дома он еле добрался — мало того что все тело болело, так еще и в машину никто сажать не хотел. К тому же бумажник его остался в клубе.
— Ты представь, Соболин, там же не только деньги были, там моя кредитная карточка была — нам из Москвы на нее зарплату перечисляют.
Я не представил. У меня у самого никогда никаких кредитных карточек не было.
— Что делать собираешься? — поинтересовался я.
Заборин пожал плечами:
— Прижать бы как-нибудь негодяев… Да только что с ними сделаешь?..
— Можно в РУБОП пойти, ими там давно занимаются.
— Думаешь, поможет? С их-то связями и депутатской неприкосновенностью?
— Старший-то мимо неприкосновенности пролетел на последних выборах, как веник над Парижем…
— Ты всерьез дурак или прикидываешься? — Алик замахал на меня руками.
Пришла моя очередь пожимать плечами.
Я поинтересовался, как отыскать двух оставшихся журналистов, нехорошо написавших о Карпенко.
Заборин не знал — посоветовал звонить в понедельник в редакции.
* * *
Субботний день катился к вечеру. Я нашел ближайшую телефонную будку и позвонил Марине.
— Я соскучился… Не говори ничего, скоро приеду.
Желтые розы я купил у входа на «Ленинский проспект» — у «Петроградской» вышло бы раза в полтора дороже. А неподалеку от ее дома заскочил в кондитерскую и купил несколько пирожных. Выглядела Ясинская уже получше, но все равно неважно. Я понял, что эту ночь мы вряд ли проведем вместе. Кофе мы тем не менее выпили и пирожные съели.
— Не бойся, котенок, — я чмокнул ее в лоб, уходя, — мы их еще прищучим. Я позвоню тебе завтра.
Делать до наступления ночи было совершенно нечего. Пешком я прошел по Каменноостровскому проспекту. Оставил позади Австрийскую площадь (мне она всегда напоминала площадь Звезды из «Трех толстяков»). В бывшей столовой, где когда-то я пил маленький двойной за двадцать шесть копеек в перерывах между съемками «Афганского излома», теперь находился китайский ресторан. На пляже перед Петропавловкой уселся прямо на песок, выбрав местечко почище. Пришло настроение раскурить трубку. Достал ее из кармана жилетки и стал набивать табаком.
