ОБРАБАТЫВАЯ ПИСЬМА и раскидывая сети общественных контактов, Клуб социальных инициатив собирал богатый урожай. Выяснилось, что СССР вовсе не является общественно-политической пустыней.
Вспоминает Г. Павловский: «Все признавали права клуба координировать движение, причем даже не спрашивая, в каких целях. Это были сотни групп».
В реальном политическом движении остались только десятки. Зато какие!
Одно из писем пришло из Москвы, от «хэп-федерации» (hap-federation). Люди обрались для того, чтобы играть в «хэп», игру, похожую на теннис.
Вспоминает Г. Павловский: «Они себя вели крайне конспиративно. Ни один человек не поверил бы, что они собираются именно для того, чтобы играть в „хэп“. Видимо, это прикрытие чегото страшного».
Впрочем, большинство участников группы потом не стало заниматься политической деятельностью. Бросался в глаза западный «прикид» участников.
В начале 1986 года «хэп-федерация» подключилась к обработке писем, лидер группы Виктор Золотарев и его сестра Анна писали по адресам, обзванивали выявленных неформалов, устанавливали все новые связи. Так у клуба появился аппарат. Правда, весной 1987 года энергия «хэпов» в клубе ослабла – большинство не было готово следовать за Золотаревыми в политику. Лидерам клуба пришлось икать новых «рабочих лошадок».
Вспоминает Г. Павловский: «В 1986-м на нашем горизонте появились питерцы, среди которых было много антикоммунистов – Волчек, Зелинская и другие».
Впрочем, при общности взглядов на социализм питерцы очень поразному смотрели на отношения неформалов с диссидентским движением. Редактор «Митина журнала» Д. Волчек обвинял неформалов в нерешительности, локальности требований, «стремлении выстроить свои органы по уже существующей советской бюрократической схеме» в «губительной тяге к компромиссам», «желании любой ценой, в том числе и ценой прямого раскола, отгородиться от правозащитного движения»[46].
Е. Зелинская, редактор журнала «Меркурий», отвечала ему: «Говорить о расколе между никогда не сливавшимися движениями так же некорректно, как сообщать о разводе двух людей, не только не состоявших в браке ранее, но говорящих на разных языках»[47]. Большинство неформалов, независимо от взглядов, не собиралось наследовать у диссидентов логику тотального противостояния советской системе. У них были свои традиции.
Диссидентское движение даже в условиях перестройки не смогло восстановиться. Выжидание Андрея Сахарова закончится только в конце 1988 года, Ковалева – и того позже, не говоря о других, которые так и не станут участвовать в политической деятельности. Кто-то сидел на чемоданах, кто-то выжидал, чем кончатся реформы Михаила Горбачева. Радикальное неприятие «системы» обернулось неспособностью действовать в условиях ее либерализации.
