Несмотря на красоту, сексуальную привлекательность и славу, Джулиан был таким веселым, простым в общении и милым, был так ироничен по отношению к себе, что все мужчины восхищались им, а жены были от него просто без ума. Некоторые из них хотели его слишком явно и частенько проявляли это достаточно откровенно, но Джулиан никогда не соблазнял жен своих друзей. Только актрисы и незамужние женщины из другого круга удостаивались этой чести. Поэтому, сохраняя славу «настоящего мужчины» и порядочного человека, он оставался предметом вожделения множества женщин.
Когда истекли два года его семилетнего контракта с Дидье, он согласился продлить его еще на два года с условием, что ему будет разрешено раз в восемнадцать месяцев играть в одном из спектаклей в Уэст-Энде. И тут Фиби предоставился шанс, которого она так долго ждала: она стала клянчить у Джулиана роль в каком-нибудь классическом спектакле, который он будет ставить.
Она не была потрясающей актрисой, весь ее прошлый опыт сценической деятельности сводился к участию в нескольких шутливых пародиях на сцене «Уиндмилла», но Фиби упорно работала и была еще довольно привлекательна. Полногрудая, с матовой кожей, пышными огненно-рыжыми волосами и яркой внешностью, она вполне сносно сыграла с ним в «Укрощении строптивой», «Как важно быть серьезным» и в «Настоящем смехе».
Три месяца они играли спектакль в «Олдвик» и теперь Джулиан собирался в Нормандию, чтобы сыграть главную роль в «Сирано де Бержераке». В первый раз он должен был играть не романтическую роль. Он был серьезно намерен справиться с этой трудной задачей.
Джулиан решил взять на съемки в Нормандию свой черный «бентли». Ему нравились долгие поездки, и он надеялся, что Фиби прилетит к нему на следующей неделе. В этот последний вечер они обедали в «Каприсе». Был тихий вечер, и мягко освещенные желтые стены фешенебельного ресторана выгодно оттеняли перекрашенные волосы Фиби, пока она грызла, громко чавкая, толстый стебель спаржи.
– Дорогой, я решила не ехать с тобой в Нормандию, – сказала она. Губы Фиби блестели от растившего масла, тонкая струйка стекла ей на подбородок. Джулиан перегнулся через стол и вытер его салфеткой.
– Почему не поедешь? – спросил он, кладя себе в рот кусок паштета, пока Фиби подкрашивала губы.
– Милый, как же я могу поехать в Нормандию в разгар сезона? – Она обнажила в улыбке зубы с коронками. Эта улыбка должна была подчеркивать ее девичье обаяние, но к тридцати трем годам сильно померкла.
