Николас был восхищен тем, как умна его молодая жена, а Электра подняла свой бокал и предложила тост: – За Америку, Николас, и за нас.
Николас Станополис прибыл в аэропорт Лос-Анджелеса холодной ноябрьской ночью 1945 года. Продрогнув в своем хлопчатобумажном пиджачке, он стоял в стороне от оживленных пассажиров, размышляя, что теперь делать. Почему здесь так холодно? Ему говорили, что в Калифорнии теплая солнечная погода, такая же, как и на греческих островах. Да, те балбесы, которые говорили ему об этом, явно ошиблись. Было очень холодно, шел мелкий дождь, и с Тихого океана наплывал густой темный туман.
Все, казалось, куда-то спешили, как будто у них была какая-то цель, и они четко знали, что и зачем делают. Николас одиноко стоял в стороне от аэропорта, куда он прилетел из Нью-Йорка на гигантском четырехтурбинном самолете. Он вдруг почувствовал себя очень одиноко, ему захотелось домой, он вспомнил свою любимую Электру и родную Гидру, которая постепенно оживала после войны и тех зверств, которые чинил на ней Умберто Скрофо.
Скрофо. Всякий раз, когда он думал об этом итальянце, в нем закипала слепая ярость. Однажды он найдет его и заставит мучиться так же, как страдали его мать, отец, братья и сестры. Владевшее им страстное желание отомстить было так же сильно, как желание добиться успеха в кино. У него не было ни малейшего представления о том, где сейчас этот итальянец и жив ли он вообще, однако это никоим образом не могло повлиять на его намерения.
Николас знал по-английски всего несколько слов. Его учил один старик, когда-то работавший в Англии, но этого было достаточно, чтобы объяснить носильщику то затруднительное положение, в котором он оказался. На носильщике была красная шляпа и голубая рубашка, у него были светлые волосы и смуглая кожа, как у настоящего грека; он оказался испанцем, который сам недавно прибыл из Барселоны. Он сжалился над Николасом и проводил его два квартала до знака «АВТОБУС В ЦЕНТР ГОРОДА», немного поболтав с ним, мешая испанские и английские слова.
Не переставая дрожать, Николас стоял за двумя полными женщинами, которые о чем-то болтали и были совсем не похожи на женщин Гидры. Когда подъехал автобус, он дал кондуктору пять долларов и ужасно смутился, когда тот спросил его, до какой остановки он едет.
– В центр города, – сказал он с ужасным акцентом, – в центр Лос-Анджелеса, пожалуйста, сэр.
Кондуктор пожал плечами, отдавая ему полную горсть сдачи:
