На десерт были поданы розовощекие, словно только что сорванные с ветки яблоки – мне объяснили, что их теперь заворачивают не в бумагу, как прежде, а в специальную пленку, и они сохраняются в первозданном виде до нового урожая. Дочка главного врача мадемуазель Равелон разрезала яблоко и внезапно отшатнулась, выронила сигарету, испуганно посмотрела на своего отца и вся словно сжалась. Я посмотрел на яблоко. Там был изогнутый червяк. Формой своей он напоминал существо, которое я увидел на старом кладбище. Присутствующие сделали вид, что ничего не заметили, а Иветт молча взяла яблоко и вынесла его за дверь.
Спал я плохо, часто просыпался, каждый раз пил сидр с содой, мне ничего не снилось, но, просыпаясь, я, словно в тяжелом кошмаре, вспоминал отвратительное существо, которое увидел в разрытой могиле, и то, как переглянулись Иветт и мадам Пуапель, и как испугалась червяка мадемуазель Равелон, и думал, что, по-видимому, я заболел каким-то странным, несомненно, психическим заболеванием. И начало его лежало не на этом кладбище, а еще в Париже. Зачем бы я иначе сюда приехал через столько лет.
Когда я проснулся утром и допил свой сидр с содой, все, кроме госпожи Пуапель, уже разошлись – Иветт и Жюстин в школу, а господин Леннек на станцию по обслуживанию автомобилей. Я отказался от завтрака, сказал, что погуляю, и решительно, не оставляя себе времени на то, чтобы раздумать, отправился на старое кладбище.
Когда я заглянул издали в разрытую могилу – я остановился за несколько шагов от края, – то увидел, что там ничего нет. Казалось, это должно было меня особенно встревожить, значит, я в самом деле подвержен теперь галлюцинациям, но я, наоборот, успокоился. Я подошел ближе и решил, что спущусь в яму, хотя мне очень не хотелось этого делать.
И тут я заметил, что уже в другом углу под слоем земли и глины что-то шевелится, мне показалось даже, что я различаю беловато-грязную кожу. Я отступил от могилы, поискал глазами и увидел то, что мне нужно, – повалившийся крест, сваренный из водопроводных труб, длиной метра в полтора. Я взял ржавый тяжелый крест в руки, вернулся к яме, опустил трубу вниз и стал ковырять ею в том месте, где, как мне показалось, шевелилось это существо. Оно было на месте. Оно по-прежнему что-то жевало и едва двигалось, и никак не реагировало на то, что я разгребаю землю концом трубы. Но когда я нечаянно толкнул его этим тупым концом, оно вдруг негромко завизжало, как визжит ушибленная крыса. Я вытащил крест, бросил его на землю и быстро ушел.
