Впрочем, бургундское вино, нередко встречавшееся в погребках новой английской знати, было превосходным, и это хоть как-то могло приподнять безнадежно испорченное настроение. Шериф, ни на секунду не покидавший место возле короля, собственноручно подливал ему стаканчик за стаканчиком и, в конце концов, клятвенно заверив того, что уже совсем скоро наверняка расквитается с Робином, хоть немного развеселил его королевское величество.
«А потом, не забудьте и об этом огнедышащем чудовище, — позволил себе улыбнуться король, глядя повлажневшими глазами на Реджинальда, — шериф вы мой разлюбезный».
Через полчаса Джон, насытившись и опрокинув не меньше шести стаканов винца, заявил, что его королевскому организму, измученному тяжелой дорогой, необходимо отдохнуть. Поддерживаемый соблюдавшим все правила гостеприимства шерифом, он отправился наверх в собственные покои Реджинальда, где, поворочавшись с минуту на постеленных по такому случаю мягчайших перинах, заснул беспробудным сном праведника.
Робин и Торстведт поджидали шерифа в назначенном месте на опушке леса. Норвежец, который оставил свои тяжелые доспехи недалеко от места общего сбора и теперь был лишь в походном костюме из грубой и плотной кожи, впервые оказался в такой вот лесной засаде, оборудованной в густой кроне вековой липы.
Пока ожидавшиеся гости (или гость) не появились, Робин обучил Торстведта, как нужно выстелить ветвями место своей засады, чтобы можно было расслабиться и дать отдых телу, не рискуя обнаружить себя. Ожидая появления шерифа в таких вот искусно изготовленных гамаках, двое воинов, неожиданным образом ставшие соратниками в бою, вели между собой разговор.
— Почему ты так лихо стал драться против своих? — невозмутимо поинтересовался Робин Гуд у Торстведта.
— В Англии у меня нет своих. Мои воины, норвежцы, остались на кораблях, — заметил Торстведт.
Но на этот раз он ошибался: его люди, каким-то образом оповещенные об исчезновении своего военачальника, вынудили направленного в Ноттингем командира бристольцев захватить с собой и небольшую скандинавскую дружину, разместившуюся сейчас в восточном, дальнем от Шервудского и Селькиркского лесов, предместье Ноттингема. Опасаясь королевского гнева, шериф не стал даже докладывать монарху о наличии в городе такого осиного гнезда. За своего щедрого и удачливого военачальника плечистые викинги и самому королю английскому свернули бы шею.
Немногословные собеседники провели в кроне липы не менее полутора часов, прежде чем на дальней полевой дороге показалась кавалькада, состоявшая из нескольких всадников. Моментально приметив их своим зорким глазом, Робин чертыхнулся.
