– Откуда он узнал, где и когда можно пройти мимо сторожевых постов?
Она с презрением отвернулась.
– Что он перевозил сквозь посты? Он собирался сразу вернуться на Змеиный остров? – Длинные пальцы снова беззвучно забарабанили по крышке стола. – Через два часа я должен заступить на вахту, мальчик, и до тех пор хотел бы получить ответ.
– От меня вы ничего не получите, янки! – отрезала она, но Баллантайн лишь снисходительно вздохнул.
– Тебя и твоего дядю не взяли в этот поход. Почему?
– Вы же умный, янки, так расскажите мне.
– Я бы предпочел, чтобы ты рассказал мне, – вкрадчиво произнес он, и Кортни обнаружила, что смотрит в ледяные серые глаза.
– Эверар был ранен в ногу, – быстро проговорила она, – и рана еще не совсем зажила.
– Корабли плавают и с ранеными людьми.
– Они плавают и с павлинами на мостике. – Кортни чуть было не пропустила удар.
– А ты? – спокойно спросил Баллантайн. – Почему тебя не взяли? Такой человек, как Фарроу... – Он пожал плечами. – Думаю, он бы гордился тем, что его сын сражается с ним рядом.
Кортни почувствовала, как горячая кровь прилила к ее щекам. Очень тонкий намек на то, что Дункан Фарроу не считал своего сына достойным сражаться с ним рядом, требовал резкого ответа, но Кортни отказалась заглотнуть приманку. Сын или дочь, она могла сражаться как любой воин, уверенно и искусно владея абордажной саблей и мушкетом. Годы жизни среди жестоких корсаров научили ее многому – в том числе беспрекословному подчинению приказам, полученным от отца. Он приказал ей и Эверару оставаться на Змеином острове по причинам, которые янки никогда от нее не узнают.
Поднявшись со стула, Баллантайн подошел к ночному столику, и Кортни напряглась, услышав тихое журчание воды, наливаемой из кувшина в жестяную кружку.
– Ты хочешь пить? – полуобернувшись, спросил он. – Или есть?
– Нет. – Глядя на прозрачную воду, льющуюся из кувшина, она провела языком по пересохшим губам.
– Вот, мальчик, возьми. – Улыбнувшись, он протянул ей кружку. – Пей, этим ты не нарушишь никаких ваших законов.
Каюта вдруг закачалась у нее под ногами, и, к собственному ужасу, Кортни почувствовала, что ее охватила дрожь. Она зажмурилась, чтобы избавиться от искушения, но когда открыла их, оно все еще было перед ней. Американец подошел ближе – он догадался о ее слабости и воспользуется этим, чтобы укротить ее, уговорить, а потом забросать вопросами.
– Мне ничего не нужно от вас, янки, – прохрипела Кортни. Во рту у нее было так сухо, что, когда она говорила, язык, казалось, царапал нёбо. – Я только хочу, чтобы со мной обращались так же, как и с другими заключенными.
