– А-а, – с облегчением протянул Гастон. – Хороший портрет, да, месье?
– Очень, – улыбаясь, подтвердил Макс, ты – прекрасная модель.
Гастон просиял, и я с удивлением увидела, что он решил признать Макса.
– Благодарю вас, месье. Это большая честь. – Потом он смущенно поглядел на меня. – Так я пойду, мадемуазель?
– Вовсе нет, Гастон. Я как раз собиралась за тобой. Молодец, что захватил все что нужно. Макс, ты ведь не станешь возражать, если мы с Гастоном позанимаемся?
– Конечно, нет. Честно говоря, я с удовольствием прогуляюсь, спущусь к реке, если вы не против.
Я про себя поблагодарила его за деликатность.
– Конечно, нет. Вон там, к югу отсюда, чудесная тропинка.
– Спасибо за совет. Удачно вам поработать, – сказал он и ушел.
Гастон молча достал все необходимое из рюкзака, но затем не в силах сдержать любопытства спросил:
– А когда он приехал, мадемуазель? Вы ничего не говорили.
– Неожиданно, Гастон. Возникла необходимость обсудить кое-какие дела. Я думаю, он пробудет здесь несколько дней. А сейчас давай начнем с пейзажа. Почему бы тебе не доделать вид на реку?
Гастон послушно открыл свой альбом, положил его на колени и склонил голову, но через минуту до меня долетел его сдавленный смешок.
– Гастон, что смешного?
– Простите, мадемуазель, но у вас в волосах трава, и еще… сено.
Он заливался хохотом, а я, наверное, стала просто пунцовой.
– Не надо стесняться, мадемуазель, – едва выдохнул он, держась за бока, как будто они у него болели, – вам очень идут палочки, но я никогда не видел вас раньше такой важной, и вы должны знать, что это fortamusant (просто здорово)!– Он свалился на траву, сотрясаясь от новых приступов.
Думаю, что так глупо я не чувствовала себя еще никогда в жизни. Я попыталась еще с минуту сохранять достоинство, которое и довело Гастона до этого состояния, но вскоре перестала сдерживаться и тоже захохотала. Он глядел на меня сквозь выступившие на глазах слезы и снова заходился от смеха, а я вторила ему. Еще некоторое время мы не могли остановиться, но наконец заставили себя успокоиться.
– Слушай-ка, Гастон, – сказала я серьезно, с трудом собираясь с силами, – если ты хочешь стать великим художником, принимайся за дело. Мы уже и так упустили самое лучшее освещение.
– Хорошо, мадемуазель. – Он поднял альбом и улыбнулся, но на этот раз воздержался от замечаний, и его рука задвигалась по бумаге. Вскоре он с головой ушел в работу, и, когда на лугу появился Макс, нам показалось, что он очень быстро вернулся, хотя, вероятно, его не было около часа.
