Она слабо улыбнулась, но он не обратил внимания на улыбку. Крепко сжав ее руку, он произнес:
— Сейчас мы спустимся вниз, и ты скажешь хозяину, что уезжаешь сегодня вечером.
— Но я не могу вот так взять и уехать, — торопливо возразила она, пытаясь освободить руку. — Только не сейчас.
Он сильнее сжал руку девушки.
— Ты можешь, и ты уедешь.
— Но ты не понимаешь!
— Мы опять вернулись к тому, с чего начали, да? — нетерпеливо спросил он. — Ну хорошо. Тогда объясни, чего я не понимаю?
Она замялась.
— Я не… не могу.
— Значит, не хочешь объяснять. Что ж, надеюсь, ты любишь поезда, принцесса. Я посажу тебя на первый же поезд до Сан-Франциско, и он прибудет туда послезавтра.
В глазах Сета светилась ярость, когда он сверлил ее взглядом.
— И не жди, что брат встретит тебя с распростертыми объятиями. Я пошлю ему телеграмму, где все сообщу о тебе.
Пенелопа испытывала такую же бессильную злобу, какую испытывает пленник к своему стражу. Она поняла, что оказалась в ловушке, из которой невозможно выскользнуть, некуда убежать и нельзя увернуться. Девушка не выдержала, и душившее ее отчаяние выплеснулось наружу.
— Я не отношусь к тому типу мужчин, которые готовы растаять при виде женских слез, так что прекращай свой кошачий концерт, — проворчал Сет, когда ее плач перешел в громкие рыдания.
Она продолжала громко всхлипывать.
Сет с трудом сдерживал злость:
— Черт возьми, Пенелопа. Я ведь уже сказал, что принимаю твое предложение.
Слезы душили ее, и она не могла остановиться, как ни пыталась.
Глубоко вздохнув, Сет вытащил носовой палаток и протянул ей.
— Я не вижу причины, из-за чего такая истерика! Неужели тебе нравится выступать здесь полуголой?
— Конечно, нет! Дело совсем в другом!
— Ну тогда в чем?
«Не в чем, а в ком!» — хотелось ей крикнуть. Но вместо этого она сквозь рыдания вымолвила:
— Ты, ты… не…
— Поймешь, — закончил он за нее, криво усмехнувшись.
Она вытерла нос и кивнула.
— Да к черту все! — Он был готов задушить ее.
— Я… я — пролепетала она, но тут слезы снова заставили ее умолкнуть.
Чертыхаясь, Сет присел на ступеньку и усадил ее на колено.
— Сиди! — прикрикнул он строго, когда она захотела вырваться. Нежно поглаживая ее по спине, он произнес: — Не могу представить, каким образом ты оказалась в таком гнусном месте…
Чувствуя себя совершенно измученной, Пенелопа даже не попыталась что-либо возразить и, обессиленная, приникла к его мощной груди. Ни о чем не думая, стремясь только забыться и найти утешение, она обняла его и прижалась щекой к горячей шее.
