Сет хмыкнул в ответ, но голос его звучал серьезно:
— Любовь — это как сумасшествие, милочка. Она овладевает душой мужчины и лишает его разума. Когда он во власти любви, то способен на самые безумные поступки.
Дездемона на минутку задумалась над его словами, а потом игриво улыбнулась:
— Ты когда-нибудь был захвачен безумной любовью?
Сет грустно посмотрел в ее темные глаза, вспоминая другие глаза, серебристо-зеленые, такие притягательные и нежные. Глаза Пенелопы. У него перехватило дыхание от этих воспоминаний.
— Ну так был? — требуя ответа, повторила она.
Он беззвучно прошептал:
— Только однажды.
Стоя за кулисами, Пенелопа чувствовала, что ей предстоит еще один ужасный вечер в варьете салона Шекспира. Неотесанный сброд мужчин, напившийся дешевого вина, грубыми выкриками перебивал Эуфелию Хоткисс, актрису, которая в эту минуту пела для них и сдерживала нетерпение толпы скорее увидеть Лорели Лерош. Такая угнетающая картина повторялась изо дня в день, и Пенелопа знала, что через несколько минут вся толпа начнет возбужденно реветь.
И в этот вечер все происходило, как обычно.
— Она воет, как моя теща, когда мул лягнул ее по голове! — выкрикнул один из мужчин и вдребезги разбил стакан об пол.
— Черт. Она вопит точно так же, как моя теща, когда я посоветовал ей заткнуться и заняться своим делом, — поддержал его второй зритель, и рев одобрения пронесся по залу.
Словно по команде выкрики становились все громче, и милый голос Эуфелии потонул в этом страшном гуле.
Когда она прощебетала последнюю фразу, Пенелопа услышала, как Макалистер, актер их труппы, объявил ее выход:
— А сейчас — царица сцены! Лорели Лерош!
Хорошо понимая, что ее наряд слишком вульгарен, Пенелопа попыталась подтянуть повыше голубой корсаж, откровенно открывающий ее груди, но это не помогло сделать вырез чуточку скромнее. Поправив на шее ленточку, которая служила ей талисманом, Пенелопа выпорхнула на сцену, соблазнительно покачивая бедрами.
Как всегда, ее встретили тихий шепот и рокот одобрения, которые сменялись свистом и громкими выкриками, за ними последовали шумные хлопки и топанье. Где-то в глубине зала скандировали ее имя:
— Лорели! Давай, Лорели!
Когда она приподняла до колен подол юбки и покружилась по сцене в ожидании музыкального вступления, раскаты одобрения потрясли стены салона.
— Подними ее повыше, душечка! Давай, поднимай скорее! — нагло заорал пьяный образина в последних рядах.
Не обращая внимания на выкрики, Пенелопу начала нежно петь, в то время как на сцену вышел Майлс Прескотт, актер, играющий главного героя пьесы. Завороженная ее голосом, толпа притихла.
