— Что там такое, дорогая?
— Ничего особенного.
Такой ответ был вызовом для миссис Свон, которая умела из «ничего» извлечь достаточно материала, чтобы счастливо сплетничать три утра кряду. Она настаивала, но даже ее удивило, что Кэмпион заинтересовалась всего-навсего тем, что сэр Джордж Лэзендер был одним из членов парламента, не подписавших новую клятву. А потом ей в голову пришла догадка:
— Ты знаешь сэра Джорджа, дорогая?
— Я раз встречала его сына.
Вышивание легло на колени.
— Да неужели?
Кэмпион выдержала безжалостный допрос, признав факт единственной встречи, но, утаив подробности, и закончила намеком на то, что ей хотелось бы вновь увидеть Тоби.
— Почему бы и нет, дорогая? Обязательно. Лэзендер, Лэзендер. Состоятельные люди, да?
— Думаю, да.
Как минимум, миссис Свон учуяла клиента и в последнем предвечернем свете, пока не зажгли свечи, уговорила Кэмпион одолжить у Жака Моро бумагу, перо и чернила. Кэмпион написала незамысловатую записку, просто сообщив, что она в Лондоне, остановилась у миссис Свон «добропорядочной женщины», добавила она по настоянию миссис Свон, которая велела показать ей каждое слово букву за буквой в доме с синей дверью в Булл-Инн-Корт[1], где Тоби всегда будут рады видеть. Секунду она колебалась, не зная, как подписаться, гадая, вспомнит ли он, как назвал ее у ручья, но потом обнаружила, что просто не в состоянии вывести свое подлинное уродливое имя. Она подписалась «Кэмпион». На следующее утро обе они пошли в Вестминстер. Протолкнувшись сквозь ряды книготорговцев в Вестминстер-Холле, толпы людей у контор адвокатов, миссис Свон провела ее туда, где располагался: собственно парламент, и оставила записку для сэра Джорджа у клерка спикера. А дальше Кэмпион предстояло ждать в еще большем волнении, чем прежде, когда она беспокоилась по поводу сэра Гренвилла Кони и таинственной печати святого Матфея.
Даже всевозможные лондонские развлечения не могли отвлечь девушку от ее мыслей. Миссис Свон настаивала на том, чтобы показать город, но ведь в часы прогулки в Булл Инн Корт мог заглянуть Тоби и разминуться с ней.
На второй день после отсылки письма они отправились к Жаку Моро, где три семьи собрались вместе послушать музыку. Француз-портной играл на виоле, его жена — на флейте, и вечер был бы чудесным, если бы Кэмпион не терзала неизвестность. А вдруг Тоби появится и не застанет ее? Затем она усомнилась, да будет ли он вообще заходить. Может, он ее и не вспомнит, а если и вспомнит, то с пренебрежением отшвырнет письмо. Может быть, она вообще зря написала ему.
