— Бог нас любит, вот и все, что мне ведомо. В горе ли, в радости ли, Он нас любит, мисс Доркас. Молитесь, мисс, и Он отзовется.
А ответ она уже знала, только была слишком слепа и не видела его. Она знала, что предпринять. Ей нужно сделать то, что не удалось ни гостю, ни ее брату, ни Сэмьюэлу Скэммеллу. Она должна найти печать. И тогда, может быть, откроется путь к свободе.
— Помолитесь за меня, мистер Хорснелл.
Тот отозвался спокойно:
— Я этим занимаюсь вот уже двадцать лет, мисс Доркас. Думаю, что и теперь, не перестану.
Она найдет печать.
Кэмпион принялась за дело в тот же вечер, заявив, что займется беспорядком, оставленным незваным гостем в кабинете отца. Мужчина ушел, обронив напоследок, что повидается с Айзеком Бладом, хотя на рекомендательном письме, открывшем ему дорогу в Уэрлаттон, стояла подпись адвоката. Незнакомец поразил Эбенизера и Скэммелла своей неистовостью, яростью в поисках печати, но исчез он так же внезапно и таинственно, как и возник. Казалось, печати просто не существует.
Скэммелл был доволен, что Кэмпион, по-видимому, выходит из длившегося неделю состояния подавленности. Он отпер дверь в кабинет и предложил помочь. Она покачала головой.
— У вас ключ от моей комнаты?
Он протянул ей ключ. Поверх ее плеча он глянул на погром, учиненный в помещении.
— Работы будет много, дорогая.
— Я справлюсь.
Она взяла еще и ключ от кабинета, закрыла дверь и заперлась. И почти сразу же поняла, что надежды мало. Эту комнату обшаривали уже не раз, и едва ли обнаружится нечто такое, чего не заметили ее брат или Скэммелл. И все же, оказавшись внутри, Кэмпион сгорала от любопытства. Ей никогда не разрешалось раньше находиться в этой комнате одной. Отец проводил здесь час за часом, засиживаясь далеко за полночь. И теперь, глядя на следы погрома, она недоумевала, чем он тут занимался. Интересно, помогут ли разбросанные бумаги и книги разгадать, нет, не тайну печати, а тайну ее отца. Почему христианин всю жизнь прожил, хмурясь? Почему так злился на своего Бога, был так суров в своей любви к Нему? Сейчас, когда она стояла в этой комнате и вдыхала ее затхлый запах, ей почему-то казалось, что ей придется во что бы то ни стало разгадать эту тайну, чтобы самой обрести свободу.
Она трудилась весь вечер. Лишь однажды украдкой проскользнула на кухню, откуда принесла два яблока, хлеб и горящую свечу, чтобы зажечь толстые свечи на отцовском столе. Когда она вернулась в кабинет, ее окликнул Скэммелл, мрачно созерцавший развал.
