— Кэти, — сказал он, и руки его упали вдоль тела. Он покачал головой. — Не таким я представлял свое возвращение.
— А я и вообще не представляла, что это произойдет.
— Мне следовало тебе написать.
— То, что следовало, ни черта не значит, Трэвис.
— Я ведь не хотел обидеть тебя, Кэти, — сказал он мягко.
Но он это сделал. Более чем кто бы то ни было другой, Трэвис Дин ранил ее чувства, отчаянно обидел ее. Она доверяла ему. Любила его. Ждала его, как последняя дура.
О Господи, его голос и сейчас обладал особой властью над ней. От его звука вдоль ее спины пробежали мурашки, как от нежной и легкой ласки. Она помнила теплые летние ночи, когда он сжимал ее в объятиях и они лежали на лугу, глядя на звезды. Она помнила прикосновение его рук, вкус его губ и тяжесть его тела.
Но она помнила и то, как узнала, что беременна, что осталась одна, и как долго и уже почти без надежды на его возвращение ждала его.
Она замерла, будто окаменев.
— Да, много времени прошло, Кэти.
— Слишком много, Трэвис.
Он покачал головой, потянулся к ней и привлек ее к себе прежде, чем она успела отпрянуть. Он прижал ее к груди, и она ощутила бешеное биение его сердца, в унисон с ее собственным.
— Четыре года или четыреста лет, Кэти, — прошептал Трэвис, склоняя голову к ней, — и все же эта магия сохранилась между нами.
Их губы встретились, и его поцелуй отнял у нее последние силы, ее колени ослабли и подогнулись. Четыре года растаяли, растворились в горячем, жадном желании, поднимавшемся внутри ее тела, как волна, яростно обрушивающаяся на берег.
Потом Трэвис оторвался от ее губ, посмотрел ей в глаза и сказал:
— А теперь, Кэти, дорогая, почему бы тебе не рассказать мне о моих похоронах, о нашей свадьбе и о сыне? И не обязательно в таком порядке.
Его сын. Даже это слово, произнесенное вслух, вызывало у него головокружение.
У него был сын, а он пропустил все то время, пока живот Кэти округлялся, пока младенец рос в ее чреве. Он мог бы держать на руках этого крохотного малыша с красным личиком и слышать его первый крик и дыхание.
Глаза его обожгли слезы, и Трэвис с трудом перевел дух, стараясь успокоиться. Черт возьми! Ему было так жаль, что он был лишен этого счастья.
— Джейк родился через восемь месяцев после твоего отъезда.
Это известие потрясло Трэвиса. Значит, Кэти знала о будущем ребенке до его отъезда, но не проронила ни слова. А если бы она сказала?
Отменил бы он свое путешествие? Остался бы дома? «Нет, — честно признался он себе. — Скорее всего нет. Но уж по крайней мере я бы рвался домой и не оставался бы вдали от дома ни одного лишнего дня. И уж, вероятно, не стал бы заходить в городской салун, изменивший для меня все».
