— Деда, а зачем ты другой конец бревна сжигаешь?
— Не сжигаю, а обжигаю, лягушонок, чтобы десятки лет стояло, не гнило. Я умру, а они еще до твоих детей достоят.
Дед шутит: вон, как усом шевелит, и серый глаз прищурил. Я знаю, умирают только чужие и старые, а мы никогда не умрем.
Огонь очень красивый. Прямо посреди темноты. Подпрыгивает как живой. Немного опасный. Если подойти ближе — выскочит и схватит за платье. Церьке тоже нравится — вытянул морду на лапы, греется. Дедушка щекочет меня мягким усом. От него вкусно пахнет папиросами и одеколоном. Интересно, почему бабушка зовет его бесстыдником?
— Ну что ты в новом платье расселась на грязную колоду?! В смоле перемажешься. Встань сейчас же!
— Не командуй, Маня, не в Калинине.
Ой, как смешно бабушка называется: Маня. На кашу похоже. Нарочно буду ее теперь так звать. Чтоб на наш дом не обзывалась.
— Ахти, горюшко мое, ненавижу вашу Питерскую погоду. У меня от нее весь радикулит разламывается.
Бабушка стала собираться на Лиговку.
— Теленка вашего не возьму. На него жратвы не наямишься. Отдам мяснику под присмотр. Курей соседка покормит. Если их по всей Ржевке собрать умудрится.
Неправда, кур нечего собирать. Они вечером все на старую яблоню взлетают. Спать. А мясник страшный. У него весь передник в крови. И топор. Вдруг зарубит Церьку?
Хоть бы мама скорее приезжала!
На Лиговке оказалось сухо и чисто, как в больнице. Пол на кухне белел протершимися досками. Тетя Дуня пила чай из самовара. У Безногой Фриды в комнате с иконами было темно, как зимой. Перед богами шевелились огоньки. Лица у богов сердитые, как будто знают, что я что-то натворила.
— Тетя Фрида, а почему баба Дуня говорит, что у вас ног нет?
— Врет она все — «ног»! Всего одной-то и нет.
— А почему?
— Гитлер откусил! Вот почему!
Я знаю Гитлера. В «Крокодиле» видела. У него противные усы и челка. Но ногу откусить он не мог. Тетя Фрида шутит. Может, отрубил? Он же фашист.
— Хочешь протез посмотреть?
Безногая Фрида тяжело садится на стул и поднимает длинную черную юбку. Потом белую рубашку. Потом снимает чулок.
Ой, как страшно! Зачем я только захотела на протез смотреть?! Он розовый и с ремнями! Совсем мертвый, как у покойников. Даже хуже. У них ноги тихо в могиле лежат. А этот — когда буду по темному коридору бежать, из-за сундука выскочит и заорет: давай ногами меняться!
Безногая Фрида говорит, что если перекреститься, то боженька все даст, что попросишь. Почему же он тогда ей новую ногу не дает? Потому что так не бывает. Ноги и руки растут только у детей. А может и вправду перекреститься — вдруг мама скорее приедет? Нет, неудобно: бога ведь нет.
