— Это значит…
— Что он не верит Гитлеру!
— Вы считаете, что этот пакт?..
— Заключен с целью выигрыша времени? Возможно: Гитлер вооружен до зубов, а о нас этого не скажешь. Посмотрим, что будет. Германия процветает, она прошла долгий путь от разрухи тысяча девятьсот восемнадцатого года. Возможно, она и удовольствуется тем, что удалось заполучить. Если немцы разумны — они на этом успокоятся. Пока им все сходило с рук, Англия и Франция стояли в сторонке, но это, конечно, не может длиться до бесконечности… Любой следующий шаг может полностью изменить картину.
— Столь многое зависит от одного человека!
— В нем есть что-то магическое: он околдовал свой народ, и он твердо стоит за него.
— Он совершил ужасное с евреями!
— Он — чудовище, но чудовище, считающее, что на него возложена великая миссия.
— Я думаю о жене Эдварда — Гретхен: она вне себя от беспокойства.
— Я представляю, и для этого есть основания!
— Как бы я хотела, чтобы она вывезла сюда свою семью!
— Сейчас, как говорится, «без пяти полночь». Будем мужаться, может статься, ничего и не произойдет. Вам не кажется, что в жизни то чего мы больше всего боимся, чаще всего не сбывается, и все наши страхи называются напрасными? Когда вы уезжали, я думал, что больше никогда не увижу вас, но вы здесь, и мы вновь встречаемся, — он взглянул на меня. — Это были напрасные страхи, по крайней мере, я надеюсь на это.
— Мне хочется думать, что эти встречи будут продолжаться, — сказала я.
— Вы говорите это… искренне?
— Ну, разумеется. Иногда я чувствую, что они — проблеск нормального в окружающем нас мире безумия.
— Я рад этому.
Видимо, Джоуэн понимал, что я имею в виду. Он знал, что я ни за что не смирюсь с потерей Дорабеллы, пока не получу доказательств того, что она умерла.
Пришло и ушло Рождество. С радостью я вновь встретилась с родителями. Пришло письмо от Ричарда: он перестал упрашивать меня вернуться. Думаю, надежда на серьезные отношения между нами постепенно исчезала: он разочаровался во мне, а я, похоже, — в нем. В каком-то смысле мне пришлось выбирать между ним и Тристаном. Я дала клятву Дорабелле, и для меня, даже после смерти, она была ближе, чем кто бы то ни был. Временами у меня появлялось сожаление из-за потери Ричарда, но чаще я радовалась этому: если его чувства могли исчезнуть по такому поводу, то вряд ли они были глубокими. Я начинала понимать, что мы мало подходим друг другу.
Состояние бедняги Дермота не улучшалось, и доктор дал понять, что это, возможно, навсегда, хотя Дермоту, разумеется, об этом не сказали. Он изменился: некогда беззаботный молодой человек стал печальным мужчиной. Я понимала это: у него не было внутренней силы, он умел наслаждаться только активной жизнью, любил путешествовать, общаться с людьми.
