Он сказал это мягко, но настолько решительно, что она была вынуждена прекратить расспросы.
— Да-да, конечно, — сказала она смущенно. Почувствовав это, он наклонил к ней голову и заглянул в глаза.
— Я веду жизнь английского джентльмена, мисс Стоун, являюсь членом самых респектабельных клубов, в которых редко появляюсь, и получаю множество приглашений, которые обычно просто игнорирую. У меня есть престарелый дворецкий-шотландец, превосходный повар-француз и камердинер — весьма обидчивое существо среднего пола, к которому я очень привязан. Не подумайте, что это какая-нибудь противоестественная привязанность, нет. Мой резвый дядюшка проживает в Ричмонде вместе со мной, но редко бывает дома по причине своей чрезмерной… гм-м… популярности. Я же, напротив, больше практически не бываю в так называемом высшем обществе.
— Значит, вы затворник, мистер Робертс? — Ее вопрос прозвучал резче, чем она того хотела.
— Нет. — Короткий ответ завис в воздухе, требуя дальнейшего разъяснения, но его не последовало. Он остановил ее на дорожке и развернул к себе лицом. — Я не имел намерения ничего утаивать, — сказал он. — Такое объяснение вас устроит? — Даже в темноте она смогла прочесть по его лицу, что ему не терпится услышать ее ответ.
— Да, — сказана Эванджелина, подкрепив ответ кивком. Ей было приятно, что Эллиот чувствует ее настроение и не поленился удовлетворить ее любопытство.
Он поднял руку, чуть коснувшись ее щеки. На этот раз Эванджелина была уверена, что он намерен обнять ее и поцеловать, однако в последний момент его рука замерла, потом он грациозно наклонился и осторожно заправил выбившуюся прядь волос ей за ухо.
Еще один милый жест. Эванджелину охватили противоречивые чувства: с одной стороны, облегчение, с другой — разочарование. Она расправила плечи и открыла дверь черного хода.
— Пора возвращаться, мистер Робертс. Завтра нам обоим надо рано быть в студии, чтобы не пропустить самое лучшее освещение.
— Да, — сказал он, не отводя от нее взгляда, но не делая попытки войти в дом.
— Значит, увидимся завтра утром, — сказала она с наигранной бодростью и, чтобы не сделать какой-нибудь глупости, торопливо вошла в дом и стала подниматься по черной лестнице. Оглянувшись через плечо, она увидела, как Эллиот, наклонившись к лампе, оставленной в коридоре, прикурил очередную манильскую сигару, потом развернулся и вышел на террасу.
Прошло около часа, когда Эванджелина услышала его мягкие шаги на главной лестнице, только после этого Морфей принял ее в свои объятия и она заснула беспокойным сном.
