Однако еще более удивительным было согласие Коула принять условие леди Мерсер и переехать жить в дом на Брук-стрит. Он надеялся, что поступает вполне разумно. Однако, честно говоря, он уже услышал и увидел в этом доме много такого, чтобы понять: жизнь там очень тревожная. Хотя дяде Коул доверял больше, чем леди Мерсер, ему тоже были неизвестны истинные мотивы Джеймса. И еще его тревожили молчаливость и замкнутость Стюарта. Чем было вызвано столь странное поведение девятилетнего мальчугана?
Имелись и другие признаки того, что в доме на Брук-стрит не все благополучно: швейцары, явно бывшие боксеры, садовник, который главным образом охранял дом, а не занимался своими прямыми обязанностями. Не давало покоя и замечание Эдмунда о том, что дети леди Мерсер доставляют кое-кому неудобства. Однако больше всего его тревожило сумасбродное поведение самой маркизы. Поначалу, ослепленный собственными странными и будоражащими эмоциями, Коул не обратил особого внимания на некоторые странности ее поведения. Но при дальнейших рассуждениях он пришел к выводу, что временами она выглядела необычайно встревоженной. Похоже, в какие-то минуты он принимал за ярость то, что на самом деле было плохо скрываемым беспокойством.
И, наконец, Коул понимал, что следует самому во всем разобраться. Ведь речь шла о судьбе детей.
На этот раз швейцары в доме леди Мерсер вели себя на удивление вежливо. Один взял у Коула визитную карточку и, вернувшись через минуту, объявил, что леди Мерсер ждет капитана Амхерста в библиотеке.
Длинная и узкая библиотека оказалась теплой и уютной комнатой с лепным потолком и высокими окнами с зелеными бархатными портьерами. Уют в комнате создавали полированный дубовый паркет и мягкий красно-коричневый восточный ковер. В дальнем конце располагался камин, облицованный светло-зеленым мрамором, с высокой дубовой полкой. Коул обратил внимание на то, что с камина давно не стирали пыль. Обе длинные стены комнаты занимали полки с книгами в прекрасных кожаных переплетах, что также способствовало атмосфере уюта и спокойствия.
По виду это была абсолютно мужская комната. И все же Коул интуитивно понял, что комната принадлежит женщине, сидевшей у камина с шитьем в руках, у ног которой развалились две собаки. Входя в библиотеку, Коул вспомнил свои вчерашние слова. Ох, лучше бы он их не говорил и лучше бы не терял самообладания. И все же он не собирался извиняться за вчерашнее, хотя это наверняка и польстило бы ее светлости. После того как швейцар объявил о его приходе, леди Мерсер, не вставая, отложила в сторону шитье и указала Коулу на кресло.
