— Ты не спишь? — шепнула она через дверную щель. — Ты мне нужен…
Его будто дернуло электрическим током.
— Нет, не сплю, — сказал он и быстро оделся. — Я сейчас.
— Я не могу включить телевизор, — сказала она и смело посмотрела ему в глаза. Он сразу почувствовал, как желудок проснулся, и нервная горячая дрожь распространилась по всему телу.
— Я понял, — сказал он, чувствуя, как пересохло в горле. — Пошли?
Они, как два заговорщика, бесшумно пошли к ней в комнату, и он увидел, что шнур телевизора даже не включен.
— Подари мне эту ночь, — сказала она. — Я тебя очень прошу.
Он весь вечер ждал этих слов. До последнего момента он не был уверен в намерениях девушки и боялся получить отказ. Он знал, что не переживет этого отказа, знал, что может потерять последние крохи уверенности, которые кое-как его еще поддерживали и не допускали до полного разрушения его «я». К тому же страх, предательский страх все время заставлял спрашивать себя: «Почему, почему? Почему именно ты? Ты же никак не соответствуешь герою, в объятия которого бросаются молоденькие девушки…»
Теперь, когда она, наконец, сказала эти слова, он не знал, что дальше делать. Он боялся дотронуться до нее, боялся погладить ее волосы.
Преднамеренно мрачно, стараясь не смотреть на нее, он спросил:
— А как твой друг? Он же всегда ко мне хорошо относился. Я так не могу. Что он обо мне подумает?
— Он ничего не будет знать, — чуть не заплакала девушка Я-то буду знать, — вздохнул он, решив, что на этот раз уже сжег все мосты. — Я все-таки пойду к себе.
— Стой, — умоляла она, — не уходи, я уйду от него, вот увидишь.
— Нет, — сказал он, — это нехорошо, нечестно. Я пойду…
— Но тогда…
— Тогда что?
— Можно тебя поцеловать? Я очень прошу.
— Нет, — сказал он тихо, но она уже обняла его и начала целовать. Он почувствовал ее талию, грудь и вздрогнул. Она прижалась к нему еще сильнее. Губы у нее были мягкие и очень горячие. Он сделал большое усилие, чтобы освободиться от нее.
Через несколько минут он снова лежал в своей холодной постели и безуспешно пытался уснуть. «Это, может быть, единственный случай в твоей жизни, е-дин-ствен-ный, — думал он, — такого больше никогда не будет. Ты столько ждал, столько мечтал об удаче. Вот она, удача, у твоих ног, но ты отверг ее и будешь за это наказан».
Минут через пятнадцать у него началось сильнейшее обострение. Желудок будто бы горел, и от него, казалось, множество горячих стрел распространились по всему телу. Он лежал и дрожал от непонятного, очень неприятного озноба. В конце концов он встал, надел на голое тело свитер, натянул на себя штаны и вышел в коридор.
