Эйернет улыбнулся, когда заметил, что говорят о нем. Ни у кого не было такой ясной, сияющей улыбки, и окружающие мужчины взять в толк не могли – чего он радуется?! Зато женщины давно обратили внимание на его улыбку: они часто проходили мимо кузницы и видели, как молодой раб светло улыбался сквозь сажу и копоть. Подметили женщины и его курчавые волосы, которым многие могли позавидовать. Несмотря на свой небольшой рост, он был прекрасно сложен и все движения его были полны грации; без сомнения, он происходил из хорошего рода и попал в рабство из-за какого-нибудь несчастного случая, неизвестно где. Может быть, Гест сумеет прояснить дело?
Норне-Гест занялся им. К почтительному изумлению всех, оказалось, что скальд мог беседовать с чужестранцем на его родном языке, и все видели, как глаза раба увлажнились слезами.
Выяснилось, что он грек, но это открытие мало что объяснило большинству присутствующих: они уразумели только, покачивая головами, что дело идет о дальней стороне, где-то еще дальше страны валлонов, и с некоторым сомнением посматривали на Эйернета.
Толе удостоил его минутным вниманием, повернувшись к нему всем лицом и откинув голову назад: вот как, он грек? – и занялся другими делами. Но Гест с тех пор не раз беседовал с рабом и по его рассказам составил себе представление о его замечательной судьбе, в которой все как будто было случайным, на деле же роковым.
Пять лет тому назад пираты похитили Кейрона – это его настоящее имя – с родного острова, и с тех пор он переходил из рук в руки, перебывал на всевозможных невольничьих рынках, начиная с рынков Черного моря, и дальше, вверх по Дунаю и вниз по течению других рек, к северу, нигде не оставаясь подолгу; все почему-то торопились сбыть его с рук; может быть, находили его слабосильным или по какой-то другой причине, неизвестно. Наконец его продали Толе, и он очутился в здешних местах, о местоположении которых не имел представления, хотя и думал, что, если бы ему вернули свободу, он нашел бы дорогу на родину, так как хорошо помнил весь длинный путь. Однако ему предстояло, по-видимому, остаться здесь надолго, раз он оказался столь полезным.
Он не жаловался на свою участь, наоборот, здесь ему было лучше, чем где бы то ни было. Хозяева не обращали на него ни малейшего внимания: их интересовала только его работа. С другими рабами отношения у него испортились с тех пор, как он выдвинулся благодаря своей работе; они не смели обижать его открыто, но исподтишка строили ему всякие козни. Ночью ведь ему приходилось спать скованным вместе с ними в хлеву – иначе не полагалось; зато днем он был счастлив – работа, над которой другие рабы вздыхали, была его отрадой. А теперь вдобавок ему посчастливилось угодить своим хозяевам. Большей удачи он не мог и ожидать. Но…
