А она доверчиво поднимала к нему свою мордашку и от доброго его слова, которое, как известно, и кошке приятно, отвечала полной и окончательной взаимностью, выражавшейся в лаконичном и веском слове — Му-ур!
— Что ж ты меня испугалась? Хорошая моя!
— Му-ур!
— Не бойся, я тебя не обижу!
— Му-ур!
— Теплая моя!
— Му-ур!
— Мягкая моя!
— Му-ур!
— Ласковая моя!
— Му-ур!
— Мурзилка!
— Му-ур! Му-ур!
Минут десять гладил ее Иван, но потом это дело ему надоело.
— А ты хоть знаешь другое какое-нибудь слово, кроме «Му-ур»?
Мурзилка согласно кивнула головой и сказала:
— Му-ур!
Иван начал было уже подумывать, что внутри ее что-то там сломалось или же, как в известном кино «Муха», ее сдуру скрестили с кошкой, но в самый последний момент он вдруг с ужасом вспомнил, о чем говорил ему Томми — о сплошной эрогенной зоне!
Пока он ее здесь гладил и прижимал к себе, она, наверное, под шумок несколько раз уже кончила!
Иван резко отодвинул ее от себя и строго сказал:
— Хватит, побаловались — и будя!
Бедная Мурзилка, ничего не понимая, почему вдруг он прекратил ее ласкать, обиженно и требовательно заявила ему:
— Му-ур?!
Вот только тут до нашего Ивана дошло, в какую историю он влип, и, не в силах что-либо сделать, он сквозь зубы прошептал:
— Му-ур! Бля буду — Му-ур!
Иван, так неосмотрительно брошенный всеми на растерзание Мурзилке, решил действовать смело и самостоятельно.
Опыта такого рода общения у него не было, кроме его кота — кстати, тоже Мурзика, — с которым что ни делай, в результате только — Му-ур!
Но с котом он расправлялся быстро — пинка (слегка) ему под зад, и вся любовь!
Здесь данный опыт явно не годился.
И тут Ивана посетила гениальная мысль.
Он вспомнил «Белое солнце пустыни»!
Вот что значит любить и лелеять отечественный кинематограф!
От радости Иван даже что-то там запел:
Восток, дело тонкое, Петруха! Товарищ Сухов! Товарищ Сухов!
Привлеченный его пением Робах, в свое время удалившийся из соображений приличия, приблизился к Ивану и за это горько поплатился.
— Вот, как раз! У тебя до сих пор нет имени! Хочешь иметь собственное имя?
— Конечно, хочу! — сказал ничего не подозревавший Робах, совсем недавно слышавший, как только что даже этой пигалице дали, хоть и кошачье, но все-таки имя собственное.
— Будешь Петрухой! — осчастливил его Иван.
— За что, барин?! — удивился такому имени Робах, ожидавший что-нибудь посолиднее; например, красивое иностранное имя — Арнольд! А тут какой-то дохлый, в том и в другом смысле, — Петруха?!
