Свои удостоверения т. Коренев демонстрировать не стал. Лишь намекнул, что и у него хватает разных бумаг...
Спрятав бумажничек, т. Павлов посоветовал мне обратить серьезнейшее внимание на Гаврилову, ибо она повинна в смерти мужа, звание заслуженной артистки получила по блату, учеников своих калечит...
– И – развращает, – сурово присовокупил т. Коренев.
– Но позвольте, – сказала я. – Все это вы писали давно, в том... гм... сигнале. И вас вызвали и сказали, что сведения ваши лживы и что...
С усмешкой человека, которого не проведешь, т. Павлов заметил, что товарищ, не пожелавший поверить этим сведениям, непременно сожительствует с Гавриловой, иначе почему бы он стал ее защищать? Коренев кивнул подтверждающе...
А мы были не на кухне коммунальной квартиры. И не сидели на лавочке перед домом, где, сплевывая семечную шелуху, можно черт-те что нашептывать про соседей. Мы находились в редакции газеты. Как же эти двое не чувствуют ответственности за каждое свое слово? Неужели им неизвестна разница между сплетней и обвинением? Впрочем, чему я удивляюсь? Эти же сплетни они излагали письменно, полагая, что в обвинения их превращают не доказательства, а подписи "представителей общественности". Сплетня с такой подписью автоматически превращалась в "сигнал". И "сигналы" сходили им с рук!
Ведь их просто вызвали в учреждение, где работает Гаврилова, просто сообщили, что, дескать, "сигнал" не подтверждается, и вполне любезно с ними простились. Ошиблись, дескать, ну с кем не бывает?
А когда они действовали как представители общественности, а действий этих им никто не поручал, и когда письма писали, ставя подписи тех, кто писем этих в глаза не видел, то их, вспомните, не гнали с общественной работы и удостоверений не отбирали.
Почему же? Очень просто: связываться с ними не хотели. Ведь таких только тронь – хлопот не оберешься. На работу к тебе будут поступать "сигналы". В доме твоем будет часто звонить телефон. Возьмешь трубку – и услышишь какую-нибудь гнусность. Это, согласитесь, невесело. Вот никто и не хотел связываться.
...Эпически журчал голос т. Павлова. Я прислушалась. Речь шла о давно прошедших временах, когда иск Гавриловой разбирался в Мосгорсуде.
– На первое заседание пришла это она в шубке из серой каракульчи. На втором заседании глядим – на ней уже другая шубка!
"За активную работу в организации воспитания населения" – вспомнила я слова грамоты, коей наградили т. Павлова. Воспитание населения. Господи боже мой! Воспитание.
