Мод кивнула. Она всегда была послушна, точно ребенок, и Уэнна хорошо знала, как управляться с обеими своими драгоценными хозяйками – Мод и Каролиной.
Глядя сейчас в лицо своей хозяйке, она вновь и вновь вспоминала ее молоденькой девушкой – юной, как сейчас Каролина, взволнованной, немного испуганной, но счастливой.
«Если бы только они знали…» – вдруг с гневом подумала Уэнна.
Ни один мужчина никогда не осмеливался заговорить с ней, и она, как ни странно, даже гордилась этим. По крайней мере, думала она, у них хватает ума не нарываться на неприятности.
Уэнна вспомнила о сэре Чарльзе, который сегодня весь день пребывал в состоянии какой-то отрешенности. Интуиция подсказывала ей: что-то с ним неладно. Точно она ничего не знала, подозревала только, что это как-то связано с той тайной жизнью, которую хозяин вел вне дома. Только этим утром она заметила пришедшее с утренней почтой письмо. Адрес на конверте был написан витиеватым незнакомым почерком. Его переслали из Лондона адвокаты сэра Чарльза вместе с толстой пачкой каких-то бумаг. Хозяин и словечком не обмолвился о нем мисс Мод, потому что, если бы он это сделал, уж та бы непременно рассказала Уэнне. Глупец! Будто бы она сама не знала, что есть вещи, о которых совсем не нужно знать ни мисс Мод, ни Каролине!
Мод лежала, прикрыв глаза, тонкие пальцы ее сжимали флакон с нюхательной солью. Она казалась очень хрупкой и бледной. Однажды, посмотрев на жену, сэр Чарльз сказал: «Мод, я уверен, немного физических упражнений на свежем воздухе пойдут тебе на пользу». И бедняжка мисс Мод послушалась, поехала верхом и вернулась домой еле живая от усталости. А Уэнна потом ночи не спала, выхаживая хозяйку своими отварами и питательными поссетами.[8]
Уэнна тогда сидела у ее изголовья, штопая толстые шерстяные чулки, которые связала для себя, или вышивая тонкое как паутинка белье для своей хозяйки, – ей и в голову не приходило позволить мисс Пеннифилд прикоснуться к подобным вещам, – и время от времени со злостью втыкала иголку в полупрозрачную ткань, будто воображаемую шпагу в горло ненавистному хозяину. В ее дрожащих от гнева руках даже вязальные спицы звенели, словно скрещиваемые на поединке стальные клинки.
Свою ненависть Уэнна растравляла, мысленно воображая себе все те отвратительные вещи, которые, должно быть, проделывал в Лондоне этот негодяй со своей таинственной любовницей. И ярость ее росла с каждой минутой. Она ненавидела его так же сильно, как любила свою ненаглядную мисс Мод.
