Сперва конунг захотел осмотреть все оружие, хорошее или плохое, какое было у его воинов, независимо от того, кому оно принадлежало. Другими словами, если кто-то не по праву владел оружием и не лишил им жизни ни одного врага, это оружие передавали более достойному, тому, кто мог употребить его более удачно. Не всем воинам это пришлось по душе.
Потом конунг, я, Сигурд, Йон, Вильяльм, мой добрый отец Эйнар Мудрый и монах Бернард встретились и обсудили, кто из наших воинов на что способен. Конунг выслушал нас, оставив за собой право на последнее слово. Однако надо сказать, что, когда мы выстроили наше войско, разбитое на небольшие отряды с одним ударным отрядом, во главе вооруженным самострелами, честь в его создании принадлежала нам всем. Кое-кто был не доволен доставшимся ему оружием. Тех конунг похвалил. Тех же, кто остался доволен, он строго предупредил: Употребите его с честью или вам придется отдать его с позором.
Некоторым достались только дубинки. Тем конунг сказал:
— Каждый, кто отнимет у врага меч, будет владеть им всю жизнь, а после него меч перейдет его сыну.
Нас было немного. Недостаточно, чтобы завоевать всю страну и установить в ней свое господство. Но мы должны были завоевать страну конунга Сверрира и мы завоевали ее.
Йомфру Кристин, до тех пор мы с твоим отцом всегда делили одну постель на двоих. Теперь он пришел ко мне и сказал:
— Конунгу не пристало ни с кем делить постель.
Я сказал:
— Господин конунг, твоя постель принадлежит тебе, и твое одиночество тоже.
Он взглянул на меня и промолчал, я тоже больше ничего не сказал. Мы расстались и пошли к своим одиноким ложам.
***
Вот что я помню о Сверрире, конунге Норвегии:
Позади меня идет темноглазый человек, днем он — моя злая тень, по ночам — мой добрый светоч. Я чувствую его дыхание и его зычный голос, удары сердца и стук крови. Стоит мне отойти от людей, чтобы недолго побыть в одиночестве, заглядеться на далекие берега большого озера, которое тут называют Вэнерн, или постараться отыскать тех же птиц, что кричали у нас в горах над Киркьюбё, как он оказывается у меня за спиной. Стоит мне углубиться по мокрому снегу в лес, в сторону от тропы, чтобы смыть с уставшей души шум, брань и заблуждения, он тут же появляется у меня за спиной. Не сильный муж, но слабый, не конунг, но человек. Отец двоих детей, оставшихся дома с матерью, он полон сомнений и страха, но все сомнения и страх покорны его твердой воле и сдерживаются огнем его мысли. Случается, он подходит ко мне в темноте и говорит:
