По оживленной улице фешенебельного квартала быстро проносились многочисленные экипажи, развозя всех, кто стремился приятно провести вечер. Однако Филипп Уэссингтон, восьмой граф Роузвуд, шестой граф Рейвенвуд, пятый барон Эббисфорд растерянно и униженно стоял у негостеприимного подъезда того самого клуба, который еще совсем недавно считал своим. Карманы оказались совершенно пусты, нигде не завалялось ни единой монетки. Надвинув шляпу как можно глубже, чтобы никто из встречных не смог рассмотреть лица, обиженный и непонятый, развенчанный герой пустился в долгий, одинокий и безрадостный путь к дому.
Филипп и сам не смог бы объяснить, какой неведомый поворот судьбы привел его к подъезду небольшого особняка, в котором остановились мисс Фицсиммонс и миссис Керью. Обреченно покинув клуб, граф направился прямиком в сторону собственного дома, однако разум пребывал в таком смятении, что, неожиданно для себя самого пропустив нужный поворот, он продолжал идти прямо. На нескромный вопрос кого-либо из любопытных знакомых Уэссингтон ответил бы, что в этот сырой и туманный вечер просто решил прогуляться. Однако на самом деле граф твердо знал, куда именно держит путь.
До сих пор ему каким-то образом удавалось хранить в секрете масштаб собственных финансовых затруднений. Но сегодняшнее отлучение от клуба означало, что поток разговоров, сплетен и осуждений остановить уже не удастся. Стивенсу можно было доверять. Дав слово, этот человек ни за что его не нарушит. Однако всеведущие слуги, разумеется, не удержатся от пересудов и разнесут новость по всему Лондону. Сплетня начнет распространяться, обрастая пикантными подробностями, уже через пару дней весь бомонд будет знать, что лорда Уэссингтона выгнали из клуба за финансовую несостоятельностью. Понимая ненадежность тех, кто составлял так называемое высшее общество, граф предвидел нескончаемую цепочку разорванных отношений, унизительных ухмылок, оскорбительных перешептываний и даже откровенного, не прикрытого показной вежливостью выражения презрения. Чем закончится печальный спектакль, ведомо одному лишь Богу.
Перед внутренним взором неожиданно возникло лицо Джейн Фицсиммонс. Граф представил ее такой, какой увидел вчера: вот она стоит в гостиной арендованного дома, отвечая на слово словом, на крик криком, на оскорбление оскорблением. Руки воинственно сложены, щеки пылают от гнева, грудь высоко вздымается от безмерного волнения. Развязные друзья графа нещадно ранили, оскорбили молодую леди. В глубине души он и сам немало сожалел о том, что предстал в крайне неприглядном свете и позволил приятелям так безобразно вести себя в гостиной.
