— И на этом спасибо. Так пани уверена, что он работал по делу Пташинского?
— Абсолютно. Его фамилия так и стоит перед глазами, я её сотни раз видела в материалах дела. Правда, самого его на том дурацком процессе не помню. С Божидаром мы на эту тему не говорили, да вы и сами знаете — из него клещами слова не вытянешь.
— Да, — кивнул полицейский, — чрезвычайно сдержанный собеседник. Однако мне показалось, что этот прокурор Грохольский на процессе был скорее его противником, чем союзником. А вот не припомните ли кого-нибудь, кто сотрудничал с паном Гурняком?
— Лично их я не знала, но были две бабы, обе смертельно влюблённые в него. Нет, не прокурорши. Одна из них, пани Целина, заведовала отделением Тото-лотка, лотереи на улице Хелмской. Полагаю, и фамилия у неё какая-то была, так что без труда её найдёте. Ей пан Гурняк доверял чрезвычайно, уж намного больше, чем мне, ведь меня он считал особой безответственной и легкомысленной. Ещё бы, в карты я играла до самозабвения, на бегах пропадала изо дня в день, а к тому же ещё и казино… И отказываться от всего этого не собиралась.
Как всегда, вспомнив Божидара, я разнервничалась, и воспоминания понесли меня с неудержимой силой в синюю даль, заставив забыть обо всем остальном. К счастью, красавец Цезарь бдил и не дал мне слишком удалиться от темы. Он заботливо подлил мне в бокал вина в надежде, что, упившись, я выдам ему ещё какую тайну, и опять вцепился в Красавчика Котю. Вино, однако же, совсем не притупило мою способность соображать, напротив, весьма прояснило мозги. Что же касается давних тайн, я и так все выболтала полицейскому, скрывать было уже решительно нечего. Да и вообще, раз за сокрытие трупа в «Мариотте» меня не привлекли, чего ещё бояться?
Прояснение в мозгах позволило мне сообразить, что Чарек очень ловко вписал Котю Пташинского в сложившуюся за последние годы в Польше новую социальную и экономическую действительность. Теперь Котя занимался не преступным разбоем, а почти легальным, причём не исключено, что в его деятельность прекрасно вписывался и шантаж. И сдаётся мне, в распоряжении Коти опять имелась группа громил, молодых и на все способных.
Прямо мне младший инспектор ничего не сказал, но из намёков и недомолвок я поняла, что исчезновение Коти поставило полицию в тупик, причём они даже и не знали о его смерти. Представляю, какими бесценными для них оказались мои свидетельства, подкреплённые показаниями Аниты. Иначе полиция вообще не поверила бы в гибель Коти. Да и до сих пор я ощущала в расспросах Цезаря Блонского деликатное подозрение — а не ошиблась ли я, приняв труп за недобитка? Почему я так непреклонна в своих утверждениях, что это был точно труп?
