— Рассказала. А не надо было? Я плохо поступила?
— Нет, считаю, ты поступила правильно.
— Тогда уж признаюсь пани: я ему сказала и о втором убежище дядюшки, даче пани Целины… Пани знала эту Целину?
— Только понаслышке, а знакома не была.
— Я-то её знала, но уже прошло много лет, они с дядюшкой давно могли расстаться. Представьте себе, пани Иоанна, эта Целина когда-то даже приезжала ко мне.
— Езус-Мария, это ещё зачем? — изумилась я.
— Трудно сказать. Возможно, рассчитывала, что я возьмусь уговорить дядюшку жениться на ней. Распиналась о своей любви к нему, дескать, из-за него развелась, а дядюшка все никак не делает ей предложения…
Я удовлетворённо прокомментировала:
— То-то у меня осталось о ней воспоминание как о женщине очень недалёкой.
— Ещё какой недалёкой! — подхватила Кася. — Рассказывала, какого труда стоило ей развестись, несколько лет потратила на это, и вот теперь видит — мало надежды на новый брак. И в полном отчаянии просила меня как-то ей помочь, причём несла всякую чушь: то твердила о любви до гробовой доски, то, наоборот, грозила страшной местью. А главное, ей не терпелось увидеться с ним. Все старалась выведать, где же находится его лесное убежище.
— Надо же, неужели он ей так и не рассказал? — удивилась я.
— Выходит, не рассказал.
— А он там ещё живёт?
— Живёт, ему и в самом деле нужно такое жилище, где его никто не найдёт. Ведь «лесной домик», как деликатно выразилась пани, это просто-напросто полуразрушенная старая конюшня на опушке леса.
— А ты откуда знаешь?
— Была как-то, видела. Он провёл себе туда свет и воду, кое-как устроился. Но долгое время жил на даче пани Целины и даже держал там какие-то документы, знаете ведь, он накопил их в таком количестве, что не знал, где и прятать. Так вот, когда отношения между ними испортились, пани Целинка взяла да и прочитала кое-что из его архива.
Я не поверила своим ушам.
— И он её не задушил?
— Стало быть, не задушил, раз она после этого была у меня. И сдаётся, от этих документов она малость помешалась, лучше бы уж не читала. Сидела тогда у меня битых три часа и без конца поминала какую-то пташку, говорила об этой пташке «он», ещё про какую-то организованную им шайку бандитов, они, мол, держали на крючке многих высокопоставленных деятелей… Вы же помните, пани Иоанна, у дядюшки был такой пунктик…
— Ещё бы не помнить! Главным образом его интересовала партийная элита тех времён.
— Правильно. И органы. А теперь, как власть переменилась, занялся членами правительства и руководством наших бесчисленных партий. Вот только не знаю, кто занялся — дядюшка или эта пташка. У меня от Целининой болтовни все в голове перепуталось. К тому же я не очень разбираюсь в политике, мне это до лампочки, так что все равно ни одного имени не помню. Вот Ярузельского или Валенсу запомнила бы, но как раз о них речи не было, сплошные министры, их замы, депутаты сейма. Нет, вот скажите, разве человек в состоянии запомнить все эти фамилии, когда они меняются, почитай, каждый месяц? Мой Петрусь этим интересуется, а по мне, хоть бы их и вовсе не было. А она трещала так, что у меня голова стала пухнуть, и среди всех этих бесчисленных министров и депутатов почему-то путался дядюшка, который непременно должен на ней жениться. И чтобы я ей сказала, где его искать.
