— А я нет!
— Томашу тоже заклеили рот пластырем, отклеили только тогда, когда ты позвонила, и велели наговорить глупостей…
— И пригрозили, что ещё и пани кооптируют в наше общество, если я пани не прогоню к чертям собачьим, так выразились…
— А у меня внутри так все и обмерло. Подумала — а ну как и вправду уйдёшь, разозлившись на заказчика-хама, если узнала его по голосу, или будешь ждать в забегаловке, если не узнала…
— А я специально ещё от себя прибавил, что Агата лежит пьяная, надеялся, пани поймёт, ведь пани знает — Агата совсем не пьёт…
— И тут я уже испугалась, вдруг ты и в самом деле что-то заподозришь и отколешь какой номер… Они тебя и пристрелить могли.
— Наконец позвонил третий сообщник и, видимо, сообщил, что все в порядке, потому что негодяи собрались уходить. Положили на столе нож…
— И вилку…
— Гжесь, я тебя отправлю-таки наверх, если не перестанешь перебивать! Таким ножом не скоро перережешь верёвки, специально отобрали такой…
— И сказали, что они с сожалением покидают нас, а освободиться мы сможем и сами, вон, на столе, нож. Гимнастика полезна для здоровья, так что наше освобождение в наших руках…
Тут наконец и Элюня смогла вставить слово:
— А это я уже видела в окно. Самые последние минуты, когда позвонил телефон. И пожалуй, куплю все-таки сотовый, ведь если бы он у меня был, я бы сразу позвонила в полицию, глядишь, успели бы их перехватить.
Тут приехала полицейская машина и все представление началось по новой. А через десять минут прибыл комиссар Бежан собственной персоной, очень обрадовался, увидев Элюню, и принялся распоряжаться.
* * *
— Ну и сама видишь, как получается, — с горечью произнесла Агата, на предплечье которой красовалась повязка, профессионально сделанная полицейской медсестрой. — Отступать мне некуда, не могу же я его теперь бросить, когда он всего состояния лишился. Лежачего не бьют.
Они с Элюней в кухне готовили утешение для следственной группы, сократившейся до минимума. Собственно, готовила Элюня, Агата лишь давала указания, ибо не могла пошевелить рукой. Элюня полностью разделяла мнение подруги: просто бессовестно было бы бросить на произвол судьбы внезапно обедневшего Парковича. Богатого ещё можно водить за нос, бедного же не позволяет элементарная порядочность. Как бы ни была корыстолюбива Агата, но есть же предел…
— Ничего, дом у него остался, — попыталась Элюня утешить подругу. — Уже что-то… И машина.
— Не хватит на бензин, отсюда далеко до города. Холера, надо же, как влипла!
