Воображение живо нарисовало перед Лаурой картину: мягкая перина, свежее белье, тепло, уют… Она закусила губу.
– Белгрейв женат. Вдруг он тебя бросит, что тогда?
– Да я его первая брошу! – усмехнулась Селия. – Он по-своему милый, поверь, хотя мы с ним оба знаем, что ему рано или поздно может приглянуться какая-нибудь другая актриса. Ну а я еще прежде встречу куда более богатого и щедрого вельможу, вот увидишь!
– А эти его друзья, о которых ты говорила… Они тоже женаты?
– Ну разумеется, дорогая. – Селия прикрыла лицо маской и щедро напудрила свой парик. Взглянув в зеркало, она с довольным видом сказала подруге: – Имей в виду, с женатыми легче. У них есть семья, обязанности. А какой-нибудь молодой бычок, которому ты вскружишь голову, может стать такой докукой!
– Докукой?..
– Боже, эти молоденькие так требовательны, так нетерпеливы. Начинают расстегивать панталоны еще на лестнице.
Лаура рассмеялась, зардевшись от смущения. Селия вспорхнула с табурета. Лаура тотчас же заняла ее место и стала подводить глаза. Сурьма пощипывала кожу, но девушка продолжила свое занятие.
– Но, Селия, а если ты захочешь когда-нибудь создать семью?
– О, пусть тебя это не заботит. Я уже была однажды замужем. Такая жизнь не для меня. – Она помогла Лауре облачиться в костюм пастушки – открытый лиф, коротенькая юбка – и критически оглядела ее. – Сегодня ты будешь иметь успех, милая. На тебя непременно обратят внимание. Это чучело Роско был прав – ножки у тебя чудные.
Лаура смущенно потупилась и провела ладонью по своей полотняной юбке.
– У меня ведь такая маленькая роль!
– Не важно. Попомни мои слова. После спектакля один или несколько джентльменов подойдут к этой дверце, чтобы выразить восхищение твоим талантом. А теперь бери свой пастушеский посох и иди проверь, всели твои овечки целы и невредимы.
Стоя в кулисах, Лаура прислушивалась к возгласам одобрения и шуму аплодисментов. На сцену вышла Селия. Ее всегда так встречали. Лаура вздохнула. Она вовсе не завидовала успехам подруги как на сцене, так и в обретении богатых покровителей. Славы она не жаждала. А если бы ей не претила сама мысль о торговле своим телом, она осталась бы с маман, а не очутилась бы здесь, претерпевая муки нищеты.
