— Проклятье, да это же Мэгги Рэнд! — прошептал он. В следующую секунду стул с грохотом полетел в сторону, а Джим бросился к выходу.
Стараясь оставаться незамеченным, Джим шел за своим старым врагом почти два квартала. Женщина подошла к дощатому крыльцу большого некрашенного и обшарпанного дома, молодой мужчина остановился и, не веря своим глазам, уставился на вывеску над той дверью, куда вошла мать Клео. Огромными красными буквами там было написано: «ДОМ НАСЛАЖДЕНИЙ УНЭХЛИ».
Какого черта могла делать в публичном доме чопорная и строгая Мэгги Рэнд. Уж, конечно, она не обслуживала клиентов!
Ему внезапно пришла в голову мысль, от который заледенела кровь. Возможно ли, чтобы в этом качестве работала Клео? Нет, это невозможно! Даже в самом крайнем случае ей не пришло бы в голову заняться проституцией — Мэгги никогда бы этого не допустила. Джим еще немного выждал после того, как Мэгги отомкнула дверь и скрылась внутри. Он постоял на маленьком крылечке, давая ей возможность разместить свои покупки, а затем заколотил в дверь.
Женщина, которая открыла ему дверь, казалась старше своих лет, главным образом из-за глаз, озабоченных и с какой-то затаенной болью в глубине. Она несколько мгновений с неподдельным ужасом смотрела на посетителя, и он даже испугался, что она вот-вот упадет в обморок, таким мертвенно-бледным стало ее лицо. Джим даже машинально сделал движение к ней навстречу, увидев, как она зашаталась, но хозяйка резко отступила назад, чуть не наступив на маленького ребенка, цеплявшегося за ее юбку, и закричала с ненавистью:
— Ты?!
Ребенок издал протестующий писк и только тогда Джим обратил на него внимание. И тут сердце молодого мужчины сжалось, потому что он увидел, что глаза малыша такие же голубые, как у него самого.
— О, Боже, это же мой ребенок! — прошептал он.
Когда стало ясно, что Мэгги не собирается приглашать его в дом, он насильно отодвинул ее в сторону и вошел в большую кухню.
— Я пришел за Клео и моим ребенком, — сказал Джим, сразу переходя к делу.
Мэгги торопливо шла за ним через весь дом, и в глазах у нее сверкала ничем не прикрытая ненависть.
— Ты опоздал на пять лет, метис, — сказала она, и голос ее в этот момент дрожал от гнева. — Они оба мертвы. Ты найдешь их могилу на кладбище в конце города!
За свои двадцать восемь лет Джим Латур еще никогда не испытывал такой острой, пронизывающей боли, как та, что сейчас охватила его. Кровь отхлынула у него с лица, и он в отчаянии воскликнул:
