Нефру-ра, смущенная громкими криками возбужденных девушек, спряталась за своей покровительницей, которая с удивлением смотрела на все происходящее и не знала, что ей следовало сказать.
Я же переводила взгляд с танцовщицы на царевну, с царевны на танцовщицу, а потом взглянула на свои плечи, которых никогда не касалось ни золото, ни драгоценные камни, и подумала: «Украсят ли когда-нибудь и меня такими же драгоценностями?»
Тотчас же после нашего возвращения глаза Аменет заметили отсутствие украшения на шее Нефру-ра. Она помрачнела.
– Не брани меня, – стала умолять царевна старую кормилицу, – если бы ты только видела, как она танцевала! – И она начала петь: «Раскройтесь, небеса, раскройтесь, выступи, выступи…»
– Неверно, госпожа! – прервала ее старуха. – Говорят: «Откройтесь, небеса, откройтесь, выйди, выйди, повелительница опьянения!»
Произнося это, она то пела, то говорила и раскачивала в такт своим неуклюжим, костлявым телом и рубила воздух пальцами с птичьими когтями. Нефру-ра смотрела на нее и смеялась до слез.
– Ты тоже пой и танцуй! – попросила она. – Тогда я тебе подарю цепь!
Но тут Аменет разом остановилась. Ее лицо, которое, казалось, на мгновение смягчилось, снова помрачнело, и она замолчала.
Танцующая старуха представляла собой такое неописуемо комическое зрелище, что только страх перед ней удержал меня от того, чтобы посмеяться вместе с Нефру-ра. Но теперь, когда она застыла в оцепенении, а Нефру-ра, дразня, потянула ее за платье, так что та вздрогнула, я почувствовала к ней внезапное сострадание и поборола свое недоброе чувство. Может быть, и она когда-то была красива. Может быть, и она тоже танцевала в честь Амона, владыки престолов. Может быть, и ее когда-то держал в объятиях муж и окружали дети. Странно, что Небем-васт никогда мне об этом не рассказывала! Не собраться ли мне с духом и не расспросить ли старуху?
Я не сразу решилась, но эта мысль не давала мне покоя. И вот однажды мы были с Аменет вдвоем в комнате. Солнце только что село, а лампы еще не зажигали. Сумерки скрывали меня от ее острого взгляда – и тогда я спросила:
– Скажи, Аменет, что же у тебя не было ни мужа, ни детей?
От моего вопроса у старухи будто отнялся язык, так что сначала она ничего не могла ответить. Она явно старалась отделаться от меня, но, по-видимому, ее душа все же очерствела не настолько, чтобы не почувствовать участия, прозвучавшего в моих словах. Поэтому она все же ответила тихо и невыразительно:
