Войско перед королем редело, и он бросил боевой клич, развернул знамя. Он гордо шел впереди, ведя за собой самых смелых, в сверкающем, украшенном золотом шлеме, с мечом Победителем в руке.
При его появлении среди бондов началась неразбериха; горевшие до этого жаждой мести, бонды стали жаться друг к другу. Она мысленно видела, как он убивает Торгейра из Квистада, как обменивается ударами с Туриром, ранит его в руку; видела, как Турир убивает Бьёрна Конюшего.
И она увидела, как король был ранен в ногу.
И тут грохот сражения затих, словно под действием колдовских чар.
Король был ранен. И лицо его вдруг озарилось светом. Крупные, жесткие черты смягчились в улыбке, словно он приветствовал бесконечно дорогого ему человека. И, словно по его приказу, он отбросил в сторону меч, склонился перед камнем и воздел руки к небу.
И тогда в него вошло копье Турира, пробив кольчугу, и вслед за этим в шею его вонзился топор, после чего он больше уже не двигался, а только медленно осел на землю и остался так лежать.
Внезапно Сигрид показалось, что блаженство ее души связано с тем, о чем он успел подумать в последние мгновения своей жизни.
Возможно, он понял, что крещение страны было делом Господа и что Норвегия могла быть крещена и без короля Олава, как полагал епископ Гримкелль…
Возможно, раненый в ногу, он обратился к небу с мольбой о победе и внезапно понял, что Бог не желает выслушивать его мольбу о власти? Возможно, он наконец понял, что человек не имеет права на земное счастье, что его властолюбие, его жажда земного богатства, а также вводимое им королевское правосудие — все это было пустотой и фальшью перед лицом Господа, повелевающего всем, карающего и дающего…
Этого она не знала. Но, сидя так, прислонившись спиной к камню, она почувствовала успокоение.
Она могла только гадать о том, какие мысли были у короля перед смертью. Но Бог выразил свой приговор словами епископа Гримкелля. О чем бы ни думал король, Бог знал его мысли, и для него этого было достаточно. То же самое было и с ней.
Склонив голову, она сложила в молитве руки и произнесла:
— Святой Олав, помолись за меня!
Солнце уже садилось, но небо было еще светлым. Сквозь облака проглядывал бледный месяц. Сигрид стало холодно, и она поплотнее завернулась в плащ.
Она смотрела на последние отсветы заходящего солнца; и она вспомнила, как в ночь после битвы при Стиклестаде думала о том, что смерть Эльвира была для нее летним закатом солнца. И ей пришла в голову мысль о том, что, возможно, смерть Эльвира не была такой бессмысленной, какой казалась ей первое время. Возможно, Мэрин стал линией водораздела не только в ее жизни, но и в жизни короля.
