– Вы хорошо поступили, брат Бернардо, что обратили внимание святой палаты на еврейские традиции семьи Муньосов. Старый Педро Муньос признался, что он ел мясо по пятницам и богохульствовал перед статуей непорочной Девы.
– Значит, все его земли будут конфискованы? – с испугом в голосе спросил Бернардо.
– После таинственного убийства прошлым летом его сыновей единственной наследницей осталась дочь. Она тоже призналась в грехах отца.
Магдалена замерла, не веря своим ушам. Педро Муньос и его дети были распутны, жестоки, но чтобы они придерживались иудаизма!
– Вот деньги от продажи, десять тысяч мараведи. – сказал Торквемада, отвечая на невысказанный вопрос Магдалены.
– Только десять тысяч? – удивился Бернардо. Ты получил две апельсиновые рощи и пастбище для овец возле реки, там, где имение Муньос примыкает к твоему. Это дополнительная компенсация за твои свидетельские показания, – словно подводя итог, сказал Торквемада. – Ты сослужил службу святой палате. Это само по себе должно принести тебе удовлетворение.
Несмотря на то что у Магдалены было вполне достаточно причин, чтобы не любить семейство Муньос, она почувствовала, как в ней нарастает гнев в ответ на вероломство отца. Она знала, что в недоброе время их старый прямоугольный дом пришел в упадок, но продажа семейной чести и общие дела с таким безумцем, как Торквемада, – недостойный способ поправить денежные дела семьи.
Магдалена встала возле большого чана с водой и на миг прижалась к его холодной гладкой поверхности. Потом медленно побрела в свои покои, вспоминая презрительное лицо Аарона Торреса, когда она назвала ему свою фамилию. Ничего удивительного, что он чувствовал к ней презрение. Но не превратится ли это прохладное неприятие в ледяной ужас, когда он как новый христианин узнает, что ее отец обладает властью в святой палате? Она понимала, что человек, который так открыто называет себя еврейским именем, не испугается инквизиции, но станет презирать ее за то, что она дочь крестоносца.
– Быть может, если мне не удастся уговорить мать взять меня во дворец в Гранаду этой весной, я, по крайней мере, воспользуюсь неправедными деньгами отца, чтобы поехать в Севилью и обновить свой гардероб, – пробормотала она.
Она чувствовала, как натянулась на заметно увеличившейся с прошлого лета груди ее старая батистовая сорочка. Даже свободное шерстяное платье не скрывало ее пышного бюста. Вот если бы у нее были красивые платья с низким вырезом, вышивкой по вороту и огромным шлейфом, какие носила ее мать, она бы быстренько попалась на глаза Диего. Надо не забывать называть его данным при крещении именем. И даже если он презирает власть таких людей, как брат Томас, она не может так легко пренебречь этим.
