Неисправимый грешник | страница 5
– Ты давай зашивай, – пробормотал сидящий рядом мужчина. – Разве лекари не привыкли не замечать такихдеталей? Как артисты?
– Я врач, человек высокой культуры и образованности, а не какой-то там жалкий лекарь. И если ты думаешь, что артисты тоже приобретают иммунитет, то ты глупец вдвойне. Тем не менее я принимаю твое замечание. Хотя удивительно, что оно исходит от тебя…
– Я не хочу, чтобы другие мужчины обсуждали прелести моих подруг.
Ее уши были наполовину закрыты подушкой, но ей показался этот голос знакомым. С какой стати он заявляет, что она его подруга? Тут открывалась ужасная возможность. Уж не этого ли мужчину слышала она, когда он говорил вчера вечером с Грегори?
– С учетом того, насколько быстро ты устаешь от своих любовниц, я всегда считал твою сдержанность чопорностью и церемонностью, – сказал врач. – Хотя меня интересовали вовсе не сами леди, а стратегия их завоевания и обладания ими. Ты мог бы избавить себя от множества вопросов, если бы написал трактат на эту тему, как я уже предлагал тебе несколько лет назад.
– Возможно, я это сделаю. У меня будет много свободного времени во Франции, и это поможет мне окупить мое пребывание там в течение нескольких лет.
Движение иголки приостановилось.
– Во Франции? Дорогой друг, неужели дошло до этого.
– Боюсь, что так.
– Насколько это серьезно?
– Очень серьезно. Они идут по моему следу.
– Наверняка твой брат…
– Я очень часто пытался это сделать и не пойду на это опять. Обосновавшись во Франции, я напишу и все ему объясню.
– Я в растерянности. Ты окончательно испортил мне настроение.
– Давай заканчивай здесь, мы спустимся вниз, и я все тебе расскажу. Хотя это такая старая и скучная история, и я уверен, что ты слыхал ее и раньше.
Ловкие руки перевязали ей бедро. Другие, еще более нежные, руки опустили рубашку и аккуратно укутали покрывалом ей плечи.
Оба мужчины ушли. Она немного расправила затекшие члены и расслабилась. Крестец сильно болел, даже сильнее, чем тогда, когда она очнулась от того, что ей начали зашивать рану. И все же боль одновременно и существовала, и ее как бы не было, подобно тому, как часть ее мозга бодрствовала, а другая пребывала в полусне. Она не могла сказать, сколько времени она пребывала на грани сознания и бессознательности.
Она не знала, узнал ли ее только врач или также и другой мужчина. Речь у него была культурная, и это говорило о том, что она могла когда-нибудь встречаться с ним в определенных кругах.