И в тот самый миг, когда он ощутил в себе спокойную готовность покориться любой участи, какая была ему уготована, душа его вдруг на короткий миг мысленно слилась с чьей-то духовной сущностью, определенно человеческой, не ангельской и не божественной. Словно мягкая ладонь коснулась его лба и щек, даря и обещая покой и участие.
Небывалое, упоительное чувство восторга от единения с неведомым другом, с родственной душой покинуло его столь же стремительно, как и возникло, и он снова ощутил себя одиноким, как никогда прежде.
Значит, путь его закончится здесь, на этом каменистом бретонском берегу. Громкое имя Фицуоренов, прославившихся еще во времена Вильгельма Завоевателя, канет в небытие. Утраченные земли не будут возвращены семье, а сыновья его сестры никогда не станут рыцарями. Все богатство рода составит золотое ожерелье с изумрудами, которое хранится сейчас в его дорожном мешке. Надо будет попросить святого отца, чтобы как-нибудь переправил его сестре в Лондон.
Но не наложит ли ее благоверный, этот презренный торговец, свою волосатую короткопалую ручищу на прощальный дар последнего из Фицуоренов? Купцам ведь вечно требуются деньги для расширения торговли… Впрочем, так ли уж все это важно? В следующем поколении благородство фамилии, ее традиции будут утрачены. Вот это, пожалуй, больше всего его сейчас огорчало: после его смерти некому будет отстаивать семейную честь. Мысль о высокой миссии, которая ему выпала, всегда наполняла душу Морвана надеждой и пламенной отвагой. Он верил, что добьется цели, которую поставил перед собой. Теперь же воспоминание об этом причиняло лишь боль…
– Сэр Морван!
Подавив вздох, он повернулся на звук голоса. К нему приближался Асканио, который, сняв доспехи, и облачившись в темный подрясник, все же куда больше походил на воина, чем на священника. Он дружески улыбнулся Морвану – от былой подозрительности, какую он выказал в их первую встречу, не осталось и следа – и присел возле него на мягкую траву.
– Я подумал, что вы, быть может, захотите исповедаться.
– Учитывая мое положение, это было бы не лишним, – принужденно улыбнувшись ему в ответ, сказал Морван.
– Боюсь, вы правы.
Процедура была недолгой. За последние месяцы, когда Морван Фицуорен и его отряд безуспешно пытались избежать встречи с чумой, у каждого из воинов не было ни времени, ни возможности предаваться каким-либо серьезным прегрешениям. Морван поведал святому отцу о прежних своих плотских грехах, на тот случай если на предыдущих исповедях какой-либо из них выскользнул у него из памяти. Когда с этим было покончено, Асканио не произнес ни звука.
