– Он еще не закончен. Мне нужно еще кое-что дорисовать. Это сейчас только контуры.
– О Господи, – вздохнул он, глядя на нее. – Если он будет дорабатываться, я хотел бы внести несколько предложений. Например, добавить одежды.
– Я собираюсь нарисовать на заднем плане колесницу, – задумчиво промолвила она, постукивая карандашом по подбородку. – И еще не решила, что будет нести Аполлон: лук или лиру?
– Он должен носить одежду, – твердо заявил Хит. – И еще, возможно, маску, чтобы скрыть его личность.
– Посмотрите на мой эскиз, лорд Боскасл, – воззвала одна из сестер Дарлингтон, тыча пальцами чуть ли не в лицо ему. – Что вы о нем думаете?
Он вежливо посмотрел и с трудом скрыл усмешку при виде ее неумелых потуг.
– Я не помню, чтобы Аполлон расхаживал по Олимпу, угрожая окружающим стрелой. Особенно под таким углом.
Юная леди с сомнением оглядела свое творение.
– О, но это вовсе не стрела. Это его…
– Я полагаю, что ни одно из этих произведений не будет выставлено на публичное обозрение, – быстро проговорил Хит и одарил художниц угрожающей улыбкой.
Джулия ответила ему укоризненным взглядом.
– Все художественные работы, которые создают члены клуба, выносятся на аукцион для благотворительных целей.
– Вы хотите сказать, что мой полуодетый образ будет украшать чью-то гостиную?
Леди Далримпл одарила его сияющей улыбкой.
– Только представьте себе, Боскасл… герцог Веллингтон будет каждый вечер смотреть на вас из-за своего обеденного стола.
– Какая леденящая мысль.
– Вы станете предметом разговоров во всем Лондоне, – проказливо подтвердила Джулия.
Он обернулся и смерил ее свирепым взглядом:
– Всеобщим посмешищем. Вы это хотите сказать?
Джулия лишь покачала головой, словно понятия не имела, что его так рассердило.
Впрочем, внезапно это стало не важным. Он не понимал, почему позволяет проделывать с собой все это, но одно знал точно: Джулия – единственный человек в мире, который мог безнаказанно загнать его в такую ловушку. Больше никто на это не осмелился бы… без тяжких последствий.
* * *
В дверь тихонько постучали. Джулия, не выпуская из рук горячей кочерги, поднялась от камина, где жгла старые письма. Сердце ее забилось чаще, но не от страха. Было далеко за полночь, и дом давно погрузился в тишину.
Никакой слуга не постучался бы к ней так поздно. А вот некий повеса запросто. Чего он хочет сейчас? Она отказывалась размышлять на эту тему. Ее слишком интриговали открывающиеся возможности.
Прижав щеку к косяку, она прошептала суровым тоном:
