Точно она знала только одно — ничего хорошего от этой встречи ждать не следует, как, впрочем, и от всего того, что было между ними неделю назад, начиная с того момента, когда Бретт поцеловал ее в первый раз. Надо ли во всем обвинять себя или сильнее ее оказался зов той давно потерянной любви? Кто мог ответить на это?
Нет, скорее всего это было продолжением того самого безумия, которое охватило Дженни во время их первой встречи и с которым она безуспешно боролась все последующие дни. Образ Бретта постоянно стоял перед ее глазами, вызывая боль и отчаяние.
Дженни остановилась. Если она повернет налево, то, поднявшись вверх по лестнице и пройдя мимо почтового ящика (ей показалось, что этот ящик вскоре тоже станет элементом ее ночных кошмаров), попадет в свою квартиру.
Рассудочный скептик проснулся и начал подталкивать ее именно туда. Если она пойдет прямо, то окажется перед дверью с номером сто три. Беспокойство, охватившее Дженни, медленно, но верно перерастало в панику. Последние искры рассудка вспыхнули и погасли, и чувство, сродни безумию, все стремительнее несло Дженни вперед.
Она была в двух шагах от квартиры, когда дверь открылась сама. Ноги уже независимо от сознания понесли ее дальше. Горячая волна обожгла ее, словно Дженни плыла по горячему мареву пустыни, а впереди нее был оазис с прохладной водой, и этим оазисом был Бретт.
Рукава его белой рубашки с расстегнутым воротом были закатаны до локтей. Вкупе со старыми потертыми Джинсами это составляло рабочую одежду Бретта. Дженни взглянула на него, и ее лицо вытянулось. Как же он изменился за неделю! Глаза оставались все такими же голубыми и живыми, но вокруг них появилась сетка морщинок. Морщины поглубже залегли вокруг рта.
— Ты сказала, что тебе нужно время. — Бретт скрестил руки на груди и прислонился к дверному косяку. — Его прошло более чем достаточно, я думаю, пора все-таки представиться друг другу.
Это было сказано таким тоном, что беспокойство, охватившее Дженни, показалось ей оправданным. Бретт смотрел на нее настолько серьезно, что напряжение, возникшее между ними, возрастало с каждым мгновением. Она медленно подошла к Бретту, ощущая прилипший к небу язык.
— Привет! Меня зовут Дженни Франклин.
— Я совсем не об этом, и ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Прежде всего ты не Дженни Франклин, а женщина, которой удалось свести меня с ума в первый день нашего знакомства.
Он отошел чуть в сторону, словно давая ей последний шанс выйти. Но Дженни казалось, что она не сможет этого сделать, даже если сильно захочет. Она прошептала его имя, и их губы встретились. Сердце Бреста забилось еще сильнее: так дорог был ее дрожащий тихий голос.
