Друзья и знакомые, приходившие сюда полюбоваться на новорожденного, безусловно сходились с родителями в том, что Михаила Левина ждет большое будущее. Однако ни Соня, ни Дмитрий, ни их друзья и представления не имели о том, насколько великое будущее ожидает ребенка. Прошло четыре года, прежде чем они заметили первые признаки того, что Миша Левин — прирожденный музыкант, пианист от Бога.
Первые четыре года их жизнь протекала как обычно, хотя большую часть своего времени они теперь посвящали сыну. Для Миши первые четыре года жизни разительно отличались от жизни других его сверстников. Его никогда не отдавали ни в какое государственное детское учреждение. Он всегда оставался в уютной домашней обстановке, окруженный нежной заботой и лаской. Если Соня и Дмитрий работали или одновременно давали концерт, кто-нибудь из друзей — художников или музыкантов, живших в этом же доме, — оставался с ребенком.
В тот памятный день, на четвертом году жизни сына, дома с ребенком оставался отец. Соня ушла за покупками. Стояла в длинных очередях за продуктами — теми немногими, что еще продавались в магазинах. Сначала Дмитрий подумал, что музыка звучит по радио. Потом вспомнил, что не включал его. Решил, что играют в соседней квартире, хотя и знал, что так может звучать только их рояль. В конце концов он отложил нотную тетрадь, которую в этот момент просматривал, и оглянулся. На стуле за роялем, свесив маленькие ножки, сидел Миша и играл одну из пьес Баха. Играл технически правильно, хотя и с большим напряжением: детские ручонки оказались еще слишком малы и слабы.
Несколько секунд Дмитрий от изумления не мог произнести ни слова.
— Миша… — прошептал он наконец.
Мальчик его не слышал, увлеченный игрой, с трудом дотягиваясь до нужных клавиш маленькими пальчиками.
— Миша!
Тот его не слышал. Дмитрий встал, подошел к роялю, осторожно положил руку на плечо сына. Откашлялся.
— Миша…
Ребенок поднял на отца сияющие глаза, улыбаясь счастливой, немного озорной улыбкой.
— Миша… как ты… когда ты этому научился?
— Не знаю, папа. Просто я смотрел и слушал.
Слезы подступили к глазам Дмитрия. Он внезапно осознал, чему только что стал свидетелем. Осознал все значение этой сцены… и ощутил благоговейный страх. Вся та ответственность, которую он постоянно ощущал перед сыном, не шла ни в какое сравнение с тем, что открылось ему сейчас. Бог одарил ребенка талантом, столь редким, столь драгоценным, что они с Соней должны пожертвовать ради этого всем, что у них есть.
