– О'кей. Ты пошел в загул. И что же?
– Ну, я пошел в загул не один.
– Ты был с друзьями.
– Один из них был подругой.
Трейси чуть не швырнула трубку на рычаг. Но заставила себя выслушивать его безумную историю еще несколько крайне болезненных минут.
– Я закончил ночь в постели с Кристал Смит.
– Почему ты мне об этом рассказываешь?
У него был голос провинившегося человека:
– Потому что ты должна знать.
– О'кей. Теперь я знаю, что ты двуличный, лживый, ни на что не годный…
– О-ох…
– Что? Собираешься спорить со мной?
– Нет. Не хочу причинять тебе еще больше боли.
– Ура. Спасибо. Кстати, кто такая Кристал Смит?
Остин сделал маленькую паузу, прежде чем ответить:
– Ты ее не знаешь.
«Вот и прекрасно, – в бешенстве подумала Трейси. – Потому что если когда-нибудь встречусь с ней, выцарапаю ей глаза и скормлю их коршунам. И это случится сразу после того, как я выглажу моим автомобилем твою рубашку. Когда она будет еще на тебе».
– Трейс? Ты здесь?
– Да. Ногти подпиливаю. Так на чем это мы остановились? Ах, да, ты вылез, наконец, из постели некой потаскушки по имени Кристал Смит.
– Не говори так. Как будто я и без этого не чувствую себя виноватым. Я… должен кое-что сказать тебе.
Трейси окаменела: – Что?
– Она беременна. Поэтому я и женюсь на ней. У меня нет выбора. Ты знаешь, как я отношусь к таким вещам. Мой ребенок не должен думать о том, кто же его отец.
Слезы катились по щекам Трейси и капали на блузку, оставляя большие мокрые пятна.
– Я понимаю. – Ей удалось выдавить эти два слова, прежде чем слезы хлынули потоком.
– Это все, что ты можешь сказать? – спросил он.
– Как насчет «прощай»?
– Не позволяй нашим отношениям оборваться вот так, сразу, Трейси!
– Прости. Мое руководство по этике не охватывает подобных ситуаций.
– Я люблю тебя, Трейс. – Эти слова едва пробились сквозь полузадушенный, всхлип.
– Не говори так! Не смей! – Трейси почти визжала.
– Эта девушка носит моего ребенка. Я должен поступить честно.
– Так и сделай, Остин. Действуй, поступай честно.
Трейси мягко положила трубку на рычаг. Она опустила голову на подушку и плакала, пока ее бедное сердце не разбилось на миллион кусочков и зазубренные края не изрезали ее душу.
Спустя шесть лет
Трейси прислонила расписание занятий к рулю своего старенького «камаро» и медленно вела машину, поглядывая на бумагу у каждого светофора. Восемь тридцать. Для начала ознакомительная встреча-завтрак всего преподавательского состава. Затхлые пончики и водянистый кофе, предположила она, и масса незнакомых имен, которые надо запомнить. Какой-нибудь добрейший седовласый профессор, преподающий в университете Оклахомы с тех пор, как магнолии были еще молоденькими деревцами, проведет ее по кругу, как породистого щенка. Ее будут представлять людям, которые, возможно, забудут, как ее зовут, уже ко времени ленча.
