Толкнув плечом дверь своей спальни, Ник закрыл ее ногой, пересек комнату и бросил Пенни на груду подушек на постели. Мгновенно сев, Пенни откинула голову и презрительно посмотрела на темную мужскую фигуру, возвышающуюся над ней.
— Зачем ты принес меня сюда? Прислуга не должна слышать наших ссор?
Отступив на несколько шагов, Ник сдернул галстук и сбросил на пол пиджак.
— Если ты хотя бы на мгновение подумал, что я позволю тебе…
— Позволишь мне? — переспросил Ник с такой наглой самоуверенностью, что Пенни стиснула зубы. — Ты позволишь мне это даже в бурю, когда вокруг будут сверкать молнии и греметь гром, а над самым ухом играть симфонический оркестр.
— Ну, знаешь…
— И ты не заметишь ни грома, ни музыки, поглощенная тем, что я заставлю тебя испытывать, — издевался Ник, срывая с себя рубашку с такой силой, что пуговицы разлетались в разные стороны. — И ты еще называешь мои гормоны сверхактивными? Еще до того как я женился на тебе, ты просто опаляла меня силой своего желания.
— Я даже не прикасалась к тебе! — взвизгнула Пенни, щеки которой горели.
— Зачем тебе было прикасаться ко мне, если твои глаза просто молили? Тогда я полагал, что ты не ведаешь, что творишь. Теперь начинаю подозревать, что все делалось с умыслом.
— Я была девственницей! — заявила Пенни смущенно, но с негодованием.
— В том, как ты смотрела на меня, не было ничего девственного.
— Ты, должно быть, немало девственниц повидал на своем веку?
— Одной было вполне достаточно, — заверил ее Ник.
— И это, очевидно, разожгло в тебе похоть, — прошипела Пенни. — Я хочу сказать, что ты не избегал меня — как должен был бы поступать, если бы не хотел меня поощрять.
— Какая чушь! Я решил, что чем чаще ты будешь видеть меня, тем скорее поймешь, насколько я стар для тебя, насколько скучен, чтобы быть объектом столь преувеличенного поклонения!
— Оно не было преувеличенным. Я любила тебя! И ты бывал скучным только тогда, когда начинал болтовню о своей дурацкой компании.
Темный румянец залил его щеки. Потрясенная Пенни невольно отметила, что он, кажется, обиделся.
— Я не понимала, о чем ты говоришь, не могла сосредоточиться, и мои мысли куда-то уплывали, в то время как я просто слушала твой г-голос. Ее собственный прервался, когда Ник начал стягивать брюки.
— Только дураки женятся на бестолковых, и я получил то, что заслуживал.
— Я не бестолковая…
Но мои мысли опять куда-то уплывают, со стыдом призналась себе Пенни. Меньше чем в шести футах от нее стояло почти обнаженным олицетворение мечтаний любой женщины — и ее единственная мечта, даже тогда, когда он был одет. А уж теперь, когда на Нике оставались одни черные шелковые трусы, от нее нельзя было требовать сосредоточенности.
