Прошло много минут, прежде чем он смог оторваться от Алуетт, которая, хотя и была всем своим существом устремлена к любимому, все же заметила, как аббатиса услала сестер на кухню готовить вечернюю трапезу. Мало радости ей было видеть сестер, глазеющих на удачливого бунтовщика против ее владычества.
В конце концов, когда не осталось никого, кроме аббатисы, вернувшей своему лицу пристойное выражение, Рейнер, насмешливо глядя на нее поверх головы Алуетт, спросил свою возлюбленную.
— Скажи, любимая, ты хочешь уйти со мной или останешься с этими добрыми женщинами?
В голосе у него было столько сарказма, что не приходилось сомневаться в его истинном отношении к матери Марии и ее обители.
Однако аббатиса не собиралась сдаваться.
— Милая Алуетт, вы должны остаться с нами и спасти свою душу, — обратилась она к Алуетт, поедая глазами английского рыцаря, с появлением которого рушились ее надежды на богатые дары от Филиппа. — Плотскими радостями нас заманивает ад, дорогая. Вы же видите, он ничего вам не обещает, даже свое имя.
Алуетт нахмурилась.
— Мне не нужны его обещания, матушка, мне нужна только его любовь, — гордо ответила Алуетт не покидая надежного объятия Рейнера.
Вынужденная смириться с поражением, аббатиса пожала плечами.
— Что ж, я пошлю Инноценцию помочь вам собрать вещи. Поторопитесь. Я не желаю, чтобы вы мешали мне во время вечерни, — сказала она твердо и зашагала прочь, шурша юбками и сухой зимней травой.
Печальная Инноценция помогла Алуетт надеть платье, в котором она приехала в Палермо.
— Ваш рыцарь прямо как в песне, — сказала Инноценция. — Какие у него красивые золотые волосы! А глаза, ну просто мед, когда он глядит на вас!
Вспомнив, что говорила о Рейнере Эрменгарда, Алуетт решила, что на юную послушницу легко произвести впечатление, потому что она редко видит рыцарей в полном облачении.
— Я буду скучать без вас, леди Алуетт. Даже аббатиса, даже моя матушка не были так добры ко мне, как вы.
Алуетт поняла, что Инноценция с трудом сдерживает готовые хлынуть слезы, и, тронутая ее словами, обняла ее. С удивлением призналась она себе, что тоже будет скучать без этой простой ломбардки, ставшей ей за несколько месяцев почти сестрой. Без помощи Инноценции ей вряд ли хватило бы мужества заглянуть себе в душу и найти там любовь к рыцарю, ожидавшему ее в это время за стенами тюрьмы.
— Инноценция, я всегда буду помнить тебя. Ты будешь хорошей невестой Христовой. Не забудь же, молись обо мне!
