Девушка была так возмущена, что ей даже не пришло в голову спросить, откуда Фулку известно о борделе, если сам он весь вечер провел в доме короля?
— Он лжет, — сказала она, почти не разжимая губ. Каждое его слово, словно кинжал, терзало ей сердце. — Он не должен был… Мы не… Я не…
Слезы хлынули у нее из глаз, и она закрыла лицо руками. Как он посмел позорить ее имя? Зачем придумал то, чего не было? Она вспомнила, как обнимала его на берегу Роны, ц совсем растерялась.
— Милая госпожа, мне известно, что в его словах нет ни доли правды. Ведь ваша благосклонность относится ко всем нам, нашившим на одежды красные кресты. Поэтому я обещаю вам убить его, когда встречу в следующий раз. Могу только сожалеть, что до Сицилии у меня не будет такой возможности.
Страх за жизнь Рейнера пересилил в ней неприязнь к стоявшему возле нее рыцарю.
— О, нет, нет, сир Фулк, пожалуйста, обещайте мне не делать этого, — воскликнула она, протягивая к нему тонкую руку, чем он немедленно воспользовался, подставив под нее свою. — Оставьте мысль об убийстве. Вы должны помнить о священной цели нашего похода! Пожалуйста, забудьте все! Лучше помолитесь за него, как наш Господь велит молиться за наших врагов!
Он смотрел на ее бледное, искаженное страхом и мольбой лицо и радовался удачно проделанной клеветнической компании.
— Мне надо было знать, что вы святая, — сказал он, успокаивающе похлопав ее по руке. — Будь по-вашему, госпожа, если вы меня просите, пусть негодяй живет, пока его не настигнет кинжал сарацина. «Да я и не собирался лезть на рожон. Англичанин — сильный противник, — подумал про себя Фулк де Лангр. — Лучше уж я ударю его в спину».
Алуетт никогда не нравилось, когда кто-нибудь неожиданно прикасался к ней, и она, как только позволили приличия, отобрала у него руку, стараясь не быть слишком нелюбезной по отношению к столь заботливому рыцарю.
— Да я вовсе не святая, — сказала она, вспоминая, как позволила отвлечь себя от своего святого предназначения этому… этому.
Она не забыла, что он говорил ей, когда к ним подошла Эрменгарда.
Я хочу, чтобы ты спала моей…
«Наверное, он хотел сказать „любовницей“, — в отчаянии решила Алуетт. — Я ведь незаконнорожденная и недостойна стать его женой»
В глазах у нее все еще стояли слезы, но она больше не позволяла им пробиться. Сначала ей хотелось добраться до своей каюты.
— Я должна поблагодарить вас за смелость, благодаря которой вы открыли мне правду. И все-таки, я надеюсь, рыцарь Рейнер де Уинслейд принесет славу вашему дому! Кажется, вы сказали, он ваш кузен?
