– Эй, Соня! Ради Бога! Будь осторожна, девочка...
Шорук завыл, как волк и в ярости ударил Готтфрида по голове рукояткой кривой сабли. Почти в то же мгновение дверь с грохотом открылась, и, словно во сне, фон Кальмбах увидел в дверном проеме Соню с пистолетом в руке. Ее лицо осунунулось и потемнело, а глаза горели, как раскаленные угли. Наголовник и ярко-алый плащ остались где-то на крепостной стене, кольчуга была разорвана, сапоги изрублены, а короткие штаны запачканы кровью и грязью.
С гортанным криком Шорук бросился на нее, размахивая саблей. Но Соня увернулась и обрушила свой пистолет на череп старика. В ту же минуту к ней подскочил Рупен, метя в горло кривым турецким кинжалом. Отбросив пистолет, девушка схватила одной рукой молодого армянина за запястье, а другой вцепилась ему в горло. Задыхаясь, Рупен споткнулся и повалился на спину. Воспользовавшись этим, Соня безжалостно стукнула парня несколько раз головой о каменный пол, пока его глаза не закатились и не застыли. Затем она отшвырнула безжизненное тело и выпрямилась.
– О, Боже! – пробормотала она, хватаясь руками за голову. Затем, пошатываясь, подошла к германцу и, встав возле него на колени, перерезала веревки.
– Как ты меня нашла? – спросил Готтфрид, еще не веря, что все это наяву.
Соня подошла к столу и рухнула на стоявший рядом стул. Увидев кувшин вина, она схватила его и принялась жадно пить, затем вытерла рот рукавом и взглянула на Готтфрида все еще усталым, но уже вполне осмысленным взглядом.
– Я видела, как ты ушел со стены, и поплелась за тобой. Я была еще настолько пьяная от бойни, что едва соображала, зачем это делаю. Но тут я заметила, как эти псы повели тебя куда-то в темноту, и потеряла вас из виду. Но потом я наткнулась на твой шлем – он валялся на улице – и решила позвать тебя. Ну и что все это значит?
Она схватила стрелу и развернула пергамент. Очевидно, Соня умела читать по-турецки, но она перечла письмо раз пять или шесть, прежде чем смысл написанного дошел до ее сознания. Сверкнув глазами, она гневно взглянула на армян. Шорук уже сидел, в ужасе ощупывая рану на голове; Рупен лежал, корчась и булькая.
– Свяжи-ка их, братец, – велела она, и Готтфрид подчинился. Пленники смотрели на девушку с откровенным ужасом.
– Это послание адресовано Ибрагиму, Главному визирю, – резко сказала она. – Зачем ему нужна голова Готтфрида?
– Из-за раны, которую германец нанес султану при Мохаче, – с трудом произнес Шорук.
