1-я Царств, 26, 21.
Деметрий жил в маленькой гостинице к югу от форума Быка. По крайней мере, жил когда-то. На лавке перед входом похрапывала его бывшая хозяйка, неряшливая на вид толстуха в изрядно окропленной вином одежде. Когда мы нарушили ее дремоту, она глянула на мою размалеванную физиономию и с ходу начала орать:
— Убирайся отсюда! Мы больше не желаем пускать подобных тебе бездельников!
— Извините, что потревожили вас, мадам, — сказал я, сдергивая колпак с головы и низко кланяясь. — Я всего лишь разыскиваю моего старого приятеля, который жил у вас. Он обещал помочь мне устроиться в вашем славном городе. Его зовут Деметрий.
— Знаем мы таких приятелей, — фыркнула она.
— Тогда, возможно, вы могли бы подсказать, где мне найти его.
— Возможно, не могла бы, — сказала она, усаживаясь удобнее.
Я терпеливо ждал пробуждения ее словоохотливости.
— Сбежал, — наконец буркнула она.
Уточнений не последовало. После нескольких минут игры в гляделки с этой достойной особой я решил немного подтолкнуть ее к разговору.
— Сбежал, вы сказали?
— Да.
— И когда же?
— А тебе-то что с того?
— Я уже сказал, что надеялся на его помощь. Мы частенько выступали с ним вместе.
— Может, тогда ты заплатишь мне его должок? — оживляясь, спросила она.
— Мы не настолько были дружны. Когда он пропал?
— Да в начале ноября. Вот нынче, понимаешь, еще выпивал со мной, а назавтра его как ветром сдуло, смылся, никому не сказав ни слова. Десять лет жил у меня, как у Христа за пазухой, а ушел, даже не простившись. Оставил мне лишь разбирать его пожитки.
У меня появился маленький лучик надежды.
— А вы их еще не выбросили? Она усмехнулась.
— Как же! Продала через месяц. Что ж еще мне было делать? Получила жалкие гроши, в основном за его дурацкие наряды.
— И у вас совсем ничего не осталось? — спросил я. — А как насчет его комнаты?
— Сдала ее в декабре. Не простаивать же пустому жилью. Ладно, будет уж без толку языками чесать.
Я развернулся, решив, что пора уходить.
— Погоди, — окликнула она меня. Впервые поднявшись со скамейки, она проворно скрылась в гостинице и вскоре вернулась с тряпичным продолговатым свертком, утолщенным с одного конца.
— Вот что от него осталось, — сказала она. — Мне не удалось продать эту штуковину. Уж больно страшна на вид. Возьмешь, что ли?
— Возьму, — с упавшим сердцем сказал я, узнав очертания штуковины.
Я забрал у нее сверток, и мы двинулись в обратный путь, заметив, что солнце уже клонится к закату.
До «Петуха» мы добрались засветло и сразу поднялись в нашу комнату. Я развернул тряпицу и вытащил шутовской жезл с черепушкой в шутовском колпачке.
