Она подалась вперед, насколько это позволяла ее пухлая грудь.
– Мадам Клео решила написать мемуары, – прошептала она.
Питер переварил эту весть в одно мгновение.
– Черт возьми, – медленно проговорил он. – Как это так получилось?
– Целый букет побудительных мотивов, насколько я поняла, – объяснила она, не отводя взгляда от Питера. – Но важно не это.
– Да? – удивился он, задерживая вилку на полпути ко рту.
– Она заплатит ни много ни мало – миллион – тому, кто сможет изложить от ее имени пикантные тайны, которые она собирала годами.
Федалия вонзила вилку в нежные блины, как бы ставя восклицательный знак.
– Вот это работа! – воскликнул Питер.
Федалия кивнула.
– Кто издатель?
– «Хэддон», конечно.
– Писателя они утверждают?
Федалия кивнула. Рот у нее был набит. Она проглотила и сказала:
– Сначала мадам Клео, потом Доусон Сегура – известный наш борец за нравственность и культуру в журнальном деле.
– Что ж! Это правда увлекательно, – сказал Питер самым беспечным тоном.
Он понимал, к чему клонит Фидл, но ему хотелось услышать это от нее самой.
– Ты что, Питер, специально идиотом прикидываешься или как?
– Извини, не понял.
Федалия положила вилку на стол и вздохнула.
– Этот проект – для тебя, милый. Если когда-нибудь существовали созданные друг для друга рассказчик и писатель, так это мадам Клео и Питер Ши. Все, что тебе надо сделать, это позвонить Венди и сказать, что ты готов взяться за работу. Она обалдеет. Таким образом, она получит двойные комиссионные, одного из лучших писателей Америки, а ты... ну ты понял. У меня уже слюнки текут.
– Но, Фидл, я уже писал о Клео... во всяком случае, о девушке с бездонными глазами... раньше.
– Не виляй, – взяв палочку, сказала Фидл, – что ты думаешь о книге?
Питер пожал плечами.
– Сколько времени, на твой взгляд, займет весь этот процесс? Я имею в виду – когда должна выйти книга?
Вилка в руке Федалии зависла в воздухе..
– Значит, ты согласен? – спросила она с улыбкой.
Питер сделал большой глоток вина и подумал, действительно ли он поднялся на ноги, научился не щадить себя настолько, чтобы вот так взять и признаться, что он что-то хочет, пусть даже это «что-то» очень желанное. В былые дни, до того как он чуть было совсем не сошел с ума, ему претило откровенничать, что называется, «светиться». Если ему хотелось чего-то, он делал нужные телефонные звонки, выжимал одолжения из тех, кто ему был обязан, и делал прозрачные намеки тем, от кого зависело решение вопроса. Все, что угодно, но только не честность. Стоит допустить, чтобы кто-то понял, что тебе что-то от него позарез нужно, и ты сразу становишься уязвимым. Это все равно что рассказывать о своей нужде направо и налево. В прошлой жизни это была его единственная мотивация.
