Он пригубил бокал. Уголками глаз я наблюдал, как Майк Скофилд все больше и больше склонялся над столом. Его рот был приоткрыт, а маленькие глаза в упор смотрели на Ричарда Пратта.
-- Нет. Я был неправ. Это не "Тальбо". От "Тальбо" хмелеешь немного быстрее, чем от этого; букет на поверхности интенсивнее. Если это 34-й год, как я предполагаю, то это вряд ли "Тальбо". Гм... Дайте-ка подумать. Не Бейшевель, не Тальбо и все же так похоже на них, так близко по вкусу, что виноградник, собственно, должен находиться где-то посередине. Та-ак, какой же это может быть?
Он медлил, и мы смотрели на него, затаив дыхание. Каждый из нас, даже жена Майка, наблюдали сейчас за ним. Я слышал, как служанка на цыпочках подошла к буфету за моей спиной и, чтобы не нарушать тишины, очень осторожно поставила на него блюдо с овощами.
-- А-а! -- воскликнул вдруг Пратт. -- Все ясно! Да, кажется, я догадался.
Он выпил последний глоток вина. Затем, с еще поднятым на уровне рта бокалом, повернулся к Майку, улыбнулся -- вкрадчивой, маслянистой улыбкой -и сказал:
-- Если хотите знать точно, наш малыш -- это "Шато Бранейр Дюкрю".
Майк сидел, весь замерев.
-- А именно: 1934 года.
Мы все смотрели на Майка и ждали, когда он повернет бутылку в корзине и покажет этикетку.
-- Это ваш окончательный ответ? -- спросил Майк.
-- Думаю, что да.
-- Ну, так что же -- да или нет?
-- Да.
-- Какое, вы сказали, название?
-- "Шато Бранейр Дюкрю". Славный виноградничек. Добротное старое хозяйство. Неплохо мне знакомо. Как это я сразу не догадался.
-- Давай, папа, -- сказала Луиза, -- поворачивай бутылку, чтобы мы могли увидеть название. Меня ждут два моих дома.
-- Одну секунду, -- пробормотал Майк. -- Подождите немного.
Он сидел без движения, точно громом пораженный, и его лицо прямо на глазах делалось пористым и блеклым, как будто из него медленно вытекала жизнь.
-- Майкл! -- резко подала голос его жена с другого конца стола. -- Что случилось?
-- Маргарет, пожалуйста, не вмешивайся не в свои дела.
Ричард Пратт смотрел на Майка, его влажный рот смеялся, а маленькие глазки блестели. Майк не смотрел ни на кого.
-- Папа! -- вскричала его дочь со страхом в голосе. -- Папа, уж не хочешь ли ты сказать, что он отгадал правильно?
-- Не волнуйся, доченька, -- выдавил из себя Майк. -- У тебя нет никаких причин волноваться.
Я думаю, что в первую очередь желание Майка убежать сейчас подальше от своей семьи побудило его сказать Ричарду Пратту:
